Черный лебедь - [97]

Она, которая привыкла ни с кем и ни с чем не считаться, впервые почувствовала в глубине своей души какое-то острое чувство вины.

Когда они с Эдисоном решили, что аборт – это единственное возможное решение, Ипполита ни в чем не сомневалась и не испытывала колебаний, но сейчас, перед лицом такого крайнего решения, ее охватили сомнения, которые очень редко посещали ее. Даже доктор Гренье, которая ни в малейшей степени не осуждала ее и встречала эту проблему с холодной улыбкой, не прибавила ей спокойствия.

– Нам придется сделать серию анализов, – сообщила ей врач.

– Прямо сейчас? – спросила Ипполита.

– Пожалуй, можем начать завтра утром. Так у вас будет время отдохнуть и расслабиться.

Ипполита почувствовала облегчение.

– Я совершенно согласна с вами, – сказала она.

Та самая медсестра, которая ее встретила и направила в кабинет доктора Гренье, отвела ее в комнату на втором этаже здания. Это было что-то вроде больничной палаты, оборудованной очень функционально: широкая кровать, удобная для всех манипуляций, необходимых пациенту, ночной столик, шкаф, кресло, диван, баллон с кислородом на случай нужды. Отказавшись от легкого успокоительного, которое предложила ей медсестра, Ипполита надела ночную рубашку и улеглась в постель, желая побыстрее остаться в одиночестве. Она нуждалась в нем, чтобы поразмышлять как следует над своим положением.

Во время военной бойни погибли миллионы солдат, голод и болезни не пощадили не меньшее число людей. Какой смысл волноваться из-за этого зародыша, который завтра, возможно, будет извлечен из ее чрева? И все-таки ей было не по себе.

Благоразумные и не слишком подверженные влиянию моральных проблем врачи считали, что прерывание беременности – это ее право, и сейчас она готова была воспользоваться им. Но теперь, находясь между сном и бодрствованием в эту бесконечно долгую ночь, Ипполита думала о ребенке, который в безопасной темноте ее чрева зародился и рос. Одна клетка и другая клетка долго скитались в бесконечных пространствах, пока не встретились случайно и слились, чтобы соединиться в одно, чтобы расти вместе. Новые клетки, повинуясь каким-то таинственным сигналам, будут месяцами строить сердце, мозг, руки, ноги, и все вместе сделают возможным появление на свет нового существа. Не какого-то чужого существа, а ее ребенка…

Думая об этом, она тихо плакала, и слезы потоками текли из ее глаз, горячие и оживляющие. К утру Ипполита поняла, что ее ребенок должен жить.

На рассвете, оставив в оплату за причиненное беспокойство чек для доктора Гренье, она вызвала такси и договорилась, чтобы ее отвезли в Милан. Ей казалось, что в первый раз в своей жизни она чувствовала себя по-настоящему спокойной.

В Милане Ипполита сразу же позвонила домой Монтальдо и попросила позвать Эмилиано.

– Мне надо видеть тебя, – заявила она.

Эмилиано понял, что случилось что-то важное, по крайней мере, если судить по её тону.

– Я очень этому рад, – ответил он.

– Хочешь приехать ко мне домой? – продолжала Ипполита.

– Считай, что я уже выхожу, – весело ответил он.

Они встретились у ограды особняка на виа Сербеллони, где жила семья Кривелли.

– Заглуши этот проклятый мотоцикл, пока кто-нибудь не вызвал карабинеров, – предупредила она, имея в виду шум мотора.

Эмилиано послушался и, оставив свой мотоцикл, подошел к девушке, которая смотрела на него с радужной улыбкой.

– Теперь хоть ты объяснишь мне, что происходит? – спросил он.

– Мне просто хотелось увидеть чистое лицо. А твое лицо самое чистое из всех, какие я знаю, – объяснила Ипполита.

Они уселись на каменную кладку ограды и оперлись спиной о ее железные прутья, болтая ногами.

– И это все? – спросил Эмилиано, не скрывая своего разочарования.

– Мне кажется, это немало, – заявила Ипполита, положив ему руку на плечо. – Чистое лицо означает добрую душу, прямой характер, спокойную волю, трезвый ум. Ты для меня воплощаешь все это.

– А ты для меня идея фикс. Я бы и хотел перестать думать о тебе, но я гоню тебя в дверь, а ты влезаешь в окно, – ответил он шутливым тоном, гадая, по какой причине Ипполита сама захотела видеть его.

– Знаешь что, Эмилиано, – сказала она. – Я недавно раздумывала над своей жизнью и пришла к неутешительным выводам. Не знаю, что меня толкало идти всегда наперекор тому, что предписывалось семьей и нашим кругом. Но знаю, что, в конце концов, я оказалась в очень плохом состоянии.

– Не хватает вывода, – сказал Эмилиано.

– Хочу поставить жирную точку и начать все с начала. Вот какой вывод, – сказала она.

– Опять не очень ясно. Непонятно, чего ты хочешь? Моего одобрения принятому решению? – спросил он.

– Гораздо большего. Хочу твоего участия. Если ты согласишься, – потупилась Ипполита.

– Ты имеешь в виду, что мне не придется больше гоняться за тобой? – спросил Эмилиано с ошарашенным видом.

– Именно так. Думаю, что дам себе отпуск на несколько месяцев. Возможно, уеду куда-нибудь далеко, чтобы привести в порядок свои мысли, – солгала она, потому что собиралась уехать просто на время беременности. – Но сейчас хочу сказать тебе, что люблю тебя.

Эдисон для нее и в самом деле был теперь законченной главой.