Черный Красавчик - [8]

Вам хочется крутить головой во все стороны, прыгать, быть может, валяться, а вашу морду стягивают всякие ремешки, во рту — трензель, на глазах — шоры! Нет, нет! Я не жалуюсь. Подобное состояние взрослой лошади — в порядке вещей. Но иногда становится тяжело, и никакая воспитанность уже не в силах сдержать ваших чувств. В особенности я мучился, когда пробежка оказывалась слишком короткой. Энергия еще бурлила во мне, а меня возвращали в денник. Пока наступало время новой прогулки, я весь исходился от нетерпения. Тело переставало мне подчиняться. Я знал, что должен вести себя хорошо, но ноги не слушались. Они прыгали, бегали, и даже наш конюх Джон ничего не мог с этим поделать. Я понимал, что Джону видеть такое не слишком приятно. Другой конюх, наверное, не удержался бы и как следует меня наказал. Но Джон никогда не выходил из себя.

— Спокойно, спокойно, мой мальчик, — ласково уговаривал он. — Сейчас как следует пробежимся, и зуд в ногах у тебя пройдет.

Он садился верхом на меня. Как только мы проезжали деревню, Джон переходил на рысь, и я мог бежать так хоть несколько миль подряд, пока не уставал. Когда Джон снова ставил меня в конюшню, я пребывал в превосходном расположении духа.

— Отдыхай, отдыхай, Черный Красавчик, — говорил на прощание мне добрый конюх. — Теперь лишняя сила из тебя вышла.

Я провожал его благодарным взглядом. Он разбирался в чувствах молодого коня. К сожалению, часто бывает наоборот. Молодая горячая лошадь не знает, куда деваться от избытка энергии, а непонятливый конюх считает ее капризной. Вместо того чтобы дать вам как следует пробежаться, конюх вас бьет и пугает, а потом еще не может понять, отчего ваш характер портится день ото дня.

Какое счастье, что Джон был совсем другим! Он понимал: все мои фокусы происходят от незагруженности и расцвета сил. Когда ситуация выходила из-под моего контроля, Джон просто подыскивал для меня дело, и я успокаивался. Конечно, бывали случаи, когда он был вынужден прибегнуть к угрозам. Но мы так хорошо понимали друг друга, что Джону не приходилось пускать в ход хлыстик. Достаточно ему было чуть жестче усесться в седле или потянуть резко повод, и я брался за ум.

Замечу, что изредка мне и моим новым друзьям все-таки выпадали часы настоящей свободы. Обычно это случалось летом по воскресеньям, когда погода была хорошей. Делами в такие дни никто из хозяев не занимался. Церковь была совсем рядом с домом сквайра. Они с женой туда шли пешком. А нас, лошадей, выпускали резвиться в паддок или среди старых яблонь. Какой мягкой и сочной была там трава! Как свеж и пленителен воздух! Пара-другая часов в такой обстановке, и мы вновь начинали чувствовать себя личностями. Иногда мы пресыщались травою и вольными играми еще до того, как нас отводили в конюшню. Тогда, стоя под сенью большого каштана, мы неспешно беседовали, и это тоже было прекрасно.

Глава VII ГОРЧИЦА

Именно под этим каштаном мы однажды разговорились с Горчицей. Сперва она долго расспрашивала меня о детстве. Я постарался ей все рассказать как можно подробнее. Внимательно меня выслушав, Горчица вздохнула.

— Если бы со мной в детстве так хорошо обращались, характер у меня сейчас был бы тоже прекрасный, — с грустью произнесла она. — А теперь, боюсь, никогда мне не стать покладистой лошадью.

— Почему? — удивился я.

Тут-то Горчица и поведала мне печальную повесть о первых годах своей жизни.

— Детство у меня было совсем другим, — говорила она. — Вокруг меня не оказалось никого доброго или хотя бы такого, для кого я бы хотела стараться. С мамой мне тоже не удалось побыть столько, сколько хотелось бы. Едва я перестала нуждаться в ее молоке, нас разлучили. С тех пор я проводила целые дни на лугу вместе с уймой других жеребят. Когда я среди них появилась, они не выразили никаких чувств. Я отвечала им такой же холодностью. В результате мы перестали обращать друг на друга внимание. У тебя, Черный Красавчик, был добрый хозяин. Мой хозяин был тоже красивый и добрый, но он с нами не занимался. Он поручил меня заботам конюха. Не скажу, что это был плохой конюх. При нем я не мерзла и не голодала. Но ждать от него ласки или внимания было бессмысленно.

На лугу никакой жизни не было от мальчишек. Проходя мимо, они кидали в нас камни. Мы от них бегали по всему лугу, а мальчишки смеялись. В меня им ни разу не удалось попасть. А в одного жеребенка попали. Камень так сильно рассек ему голову, что, наверное, у него на всю жизнь шрам остался. Из-за этого я до сих пор терпеть не могу мальчишек. Может быть, среди них и бывают вполне хорошие, но мне кажется, что все они — враги лошадей.

Когда я подросла, на луг явились люди. Они хотели меня поймать, но я от них убегала. Так продолжалось довольно долго. Наконец, они загнали меня в угол. Один из людей вцепился мне в челку. Другой — больно схватил за нос. Они держали меня так крепко, что я начала задыхаться. В это время подбежал еще какой-то мужчина. Он с силой засунул мне в рот трензель и закрепил уздечку на голове. На этом мои мучения не прекратились. Один из мужчин грубо потянул меня за уздечку, а другой нахлестывал меня сзади.