Черный козерог - [35]

Окружив меня величественными шеренгами, коровы, стоя или лежа, пристально смотрели мне в глаза. Они, казалось, говорили, что рассчитывают на меня. Они меня любили, и я их любил. Они хорошо знали мой голос. И разве не сказано в Евангелии, что пастырь узнает свое стадо, и оно узнает его. Это как раз про пас. Моим коровкам не хватало только слов…

Собаки вытягивались подле меня и отдыхали от своих сторожевых обязанностей. Я делился с ними кукурузной кашей и соком к’ап. И костями, если у меня была дичь.

Помимо основного костра поодаль от него я разжигал еще несколько и три-четыре раза за ночь вынужден был подниматься, чтобы поддерживать их. Это было нетрудно: я просыпался автоматически. Я так привык к этой обязанности, что, мне кажется, выполнял ее во сне.

Если раздавался крик хищника, стадо инстинктивно жалось ко мне, к пламени моего костра. Вспоминаю большие рога, устремленные на меня взгляды, тепло, исходившее от животных, запах стойла… Я никогда не мерз. Я никогда не чувствовал себя одиноким.

Но то, что казалось хорошо мне, было мучительно для животных. Они испытывали танталовы муки. Им докучали гиены — эти трусы, на лету выхватывающие добычу и немедленно отступающие.

Чем больше мы продвигались вперед, тем больше я привязывался к бушу и к своим коровкам. Я не мог и подумать о близком дне, когда все это кончится.

…Между тем я прибыл в Лутле. Здесь стояло всего несколько бедных хижин, среди которых заведение торговцев выделялось своим шумом. Со всех сторон шли стада, их оценивали оптом, платили наличными. Мое стадо затерялось в этом разношерстном потоке. А я, продав его, вроде бы совершил святотатство. Во взглядах моих коров я питал упрек, когда их смешали в краале с другими. Их ждал последний переход — на бойню. Я был подавлен.

Свистнув собак и отказавшись от предложенного пива, пустился в обратный путь. Скорбь по товарищам в трудной дороге душила меня…

Тогда я был молод! Впоследствии я много раз продавал скот, по расстраивался меньше. Очерствел, что ли? Но о продаже в Лутле всегда вспоминаю с болью!»

Старик закончил свой бесхитростный рассказ. Он заставил нас пережить вместе с ним свое юношеское путешествие.

— Что такое наш рейд «только двух белых», по все-таки двух. — сказал я Поту, — в сравнении с этим подвигом одиночки! С помощью двадцати пяти лошадиных сил джипа мы достигли цели за девять дней. Дроцки же вел двести шестьдесят голов скота двадцать восемь дней…

КОРОЛЕВА БАТАВАНА

Приветливая властительница

Вторая половина пути шла между охотничьими владениями бушменов ма’менкаль (на севере) и ма’дагга (на юге). Самый интересный пункт здесь — негритянский городок Сехитуа.

Населяет его 5 тысяч герреро — люди из Юго-Западной Африки, которых легко отличить по высоким тюрбанам и юбочкам женщин. Они остаток группы, убежавшей в 1905 г. от репрессий немецких колонизаторов. Добравшись до плодородных земель Нгамиленда, они здесь и обосновались.

Как раз за Сехитуа поблескивало озеро Нгами. Мы восхищались там розовыми фламинго, белыми хохлатыми цаплями и черными бакланами. Озеро — один из двух стоков болот Окаванго. Другой — Макарикари. С помощью удочек и сетей рыбаки герреро вылавливали здесь беззащитную рыбу. Мальчишки браконьерствовали даже с помощью маленьких луков, успешно нацеливаясь в лещей и учитывая при этом эффект рефракции.

Обилие дичи щедро одаривало обитавших в окрестностях бушменов рода гу.

По земляной насыпи мы поднялись на длинную, широкую песчаную отмель, окруженную двумя питавшими озеро рукавами. Мощные верблюжьи колючки покрывали перемычку. На деревьях спокойно сидели кривоклювые ибисы. Эти водные птицы сильно отличались от больших желтых ибисов ангольских и мозамбикских лесов.

Ив другом краю озера, на берегу Тамалакане, стоит Маун — главный город тех бамангвато, которых изгнали с юго-востока баквена; они перенесли свои очаги сюда и стали называть себя батавана, что означает «люди львенка». Тамалакане по выходе из болот течет вровень с посевами кукурузы и сорго. Видны зернохранилища в форме опрокинутых копусов: остриями вниз, отверстиями вверх, чтобы не позволить грызунам забраться в них.

Высокоствольный лес затеняет приятный пляж, на котором виднеются хижины батавана. Поразительна чистота этих круглых домиков: все заботливо расставлено, ничто не валяется в беспорядке. В маленьких, обнесенных тростником клетушках, прилегающих к домам, любят посплетничать женщины.

Первый визит я нанос «королеве, Маленькой Львице, правящей людьми львенка». Она была только маленькой, но совсем но львицей. Мягкая, пухленькая, она с улыбкой приняла меня на пороге своего домика, отличавшегося от своих соломенных соседей квадратной формой и кирпичной кладкой.

Пусть пол владычицы не вызовет мыслей о династическом матриархате. Вожди батавана, как все их конкуренты бечуана, — мужчины и наследуют друг другу, Морреими III вступила на престол в результате особых обстоятельств.

В 1946 году случайно погиб ее супруг. Сын Морреими — Летгполатебе был ребенком, а ее, уже тогда пользовавшуюся всеобщей популярностью, провозгласили регентшей под именем умершего. Еще в прошлом веке батавана правил вождь, которого звали Морреими.