Чёрный караван - [83]

Слава богу, трое суток миновали благополучно. На пути нам никто не встретился. Но погода вдруг испортилась: сперва подул холодный ветер, а затем полил назойливый дождь. Небо долго не прояснялось, туман плотно осел вокруг. Однако мы двигались, не сбавляя темпа. Хорошо понимали: теперь погода не очень-то будет нас баловать, и потому спешили выбраться из Кызылкумов раньше, чем нас здесь застигнет зима.

Вот и сегодня мы сели на лошадей еще затемно. Дождь, беспрестанно струившийся всю ночь, наконец затих. Но тяжелые тучи не сразу покинули небо. Только к полудню они постепенно поднялись, и небо начало проясняться. Солнце, однако, не светило ярко: бегло улыбнувшись нам сквозь плотную темную пелену, тотчас же опять исчезло.

Почти до самого вечера мы безостановочно гнали лошадей. У меня ноги сводила судорога, все тело отчаянно ныло. Спутники мои тоже устали, а никакого жилья поблизости не было видно. Наконец мы подъехали к котловине, густо поросшей гребенщиком[73], и, решив остановиться здесь на отдых, развьючили лошадей. Долго бились, пока разожгли огонь, согрели чай, приготовили еду. Но не успел я взяться за пиалу с чаем, как ко мне подбежал Артур, оставленный сторожить на вершине соседнего бархана.

— Господин полковник! Со стороны Чарджуя — группа всадников! — доложил он, запыхавшись.

Казалось, тысяча иголок вонзилась в мое тело. Но я не подал виду, что взволнован. Стараясь казаться безразличным, поднялся, не спеша взобрался на бархан и, укрывшись под большим матово-зеленым кустом гребенщика, нацелил свой бинокль на юг. Действительно, со стороны Чарджуя цепочкой двигалась группа всадников. По-видимому, красноармейцы — среди них не было людей в чалмах и больших тельпеках. Что делать? Времени для раздумий не оставалось, надо было действовать немедленно. Кирсанов, по обыкновению, начал горячиться:

— Открыть огонь! Дайте мне пулемет. Я заставлю их повернуть обратно!

Но я не хотел ввязываться в такое рискованное дело. Ясно было, что всадники тоже не безоружны. Можно ли вчетвером вступать в единоборство с целым отрядом? И вообще, нужно ли рисковать, когда стоишь на самом краю пропасти?

Я спустился с бархана и еще некоторое время постоял в раздумье. Да, ничего другого не оставалось. Я приказал спутникам:

— Заверните в брезент пулемет, отнесите в сторону и заройте. Возьмите и мое оружие. Ваше оружие пусть останется при вас. Быстрее!

Кирсанов заколебался было. Но я прикрикнул на него:

— Капитан! Исполняйте приказ!

В несколько минут мы зарыли пулемет и все патроны в самой гуще зарослей гребенщика. Лошадь Кирсанова стреножили, надели на морду мешок. Старательно укрыли и самого капитана. Затоптали костер, сели на лошадей и направились в сторону Амударьи, так, чтобы свернуть прямо перед встречными. Они теперь были ясно видны и без бинокля. Я с удовлетворением подумал, что поступил благоразумно, не приняв рискованного совета Кирсанова: конных было слишком много, чтобы мериться с ними силой. Отряд насчитывал по меньшей мере три, а то и четыре сотни сабель.

Стараясь увеличить расстояние, мы начали нахлестывать лошадей. От отряда отделились несколько всадников и помчались в нашу сторону. В тот же миг пас нагнал грозный окрик:

— Эге-э-эй! Остановитесь! Слышите?

Да, мы слышали… Но нам не хотелось останавливаться, мы продолжали ехать, не обращая внимания на окрик. Два всадника обогнали нас и преградили нам путь. А вскоре с шумом прискакали и остальные и окружили нас. Кругленький, как хорошо откормленный бычок, узбек сердито крикнул:

— Что вы, оглохли? Не слышите, что ли?

Я ответил ему в таком же тоне:

— А почему мы должны останавливаться? Какое у вас к нам дело?

Толстяк так же грозно ответил:

— Сейчас узнаете, какое дело… Поворачивай!

— Куда?

— К командиру.

— Нам у командира делать нечего.

— Сказано — поворачивать, так выполняй приказ… Эх ты, полоумный мулла! Прошло время, когда вы цепляли на себя кучу тряпок и морочили людям головы. Езжай за нами!

Я промолчал, чувствуя, что стоит только сказать что-нибудь, как на меня со всех сторон посыплется ругань. Толстяк грозил неспроста, и лучше всего было подчиниться. Я так и сделал: молча повернул своего коня и поехал в сторону отряда.

Всадники растянулись цепочкой. Большинство были плечистые, здоровенные парни. И пулеметы у них, были, и легкие орудия… Один из двоих конников, ехавших впереди, был русский, голубоглазый, рыжеусый, статный. Левая рука у него была на перевязи. Второй был узбек.

Русский, видимо, был командиром отряда. Он остановил коня и, глядя на меня, радушно приветствовал:

— Салам алейкум, яшули!

Я также ответил ему спокойно и приветливо:

— Валейкум-асалам! Жив-здоров, командир?

— Жив-здоров, слава богу…

Командир посмотрел на часы и, обращаясь к толстому узбеку, что-то шепнул ему. Затем обернулся назад и скомандовал:

— Привал!

Мгновенно бойцы спешились, и все вокруг наполнилось веселым шумом. Командир и толстый узбек бросили поводья на шеи лошадей и пригласили нас выпить вместе с ними пиалу чая.

Сердце мое билось учащенно. Котловина, поросшая гребенщиком, была совсем недалеко, две охотничьи собаки уже рыскали между кустами. Некоторые бойцы, расстегивая на ходу ремни, также устремились туда. Опасная тайна каждую минуту могла раскрыться. Во что бы то ни стало нужно было поскорее уходить от беды. Поэтому я вежливо отказался от приглашения командира: