Чёрный караван - [21]

Дервиш продолжал:

Неверность и жестокость — суть его.

Будь верным, но о верности забудь.

Коль хочешь быть богатым, бедным будь.

Я вернул дервишу книгу и польстил его самолюбию:

— Мархаба! Афарин! Молодец! Замечательно!

В это время откуда-то появились еще двое бродяг. Один из них, необычайно оригинального вида, очень пригодился бы для моих мемуаров. Иссиня-черные волосы покрывали его плечи. Борода, усы росли так густо, что тонкие губы чуть виднелись еле заметной красной полоской. Широкая грудь также вся заросла волосами. Одежда состояла из одних заплат. На поясе висели дервишская тыква и еще какой-то скарб. Ноги, покрытые струпьями и грязью, были босы. В руках — блестящий топор.

Я достал было аппарат, чтобы сфотографировать бродягу, но старый дервиш поспешно удержал меня:

— Уберите! Не кощунствуйте!

Костлявые пальцы дервиша впились в мою руку, а его глухой, дрожащий голос заполнил мой слух. Только теперь я почувствовал, что попал в совершенно иной мир.

9

Мне почти неделю пришлось пробыть в Герате в ожидании, пока Асадулла-хан вернется из Меймене. Разумеется, я не терял это время зря. Встретился с хакимом, принял меры к тому, чтобы наладить доставку оружия в Туркестан. А сегодня решил встретиться с туркменскими ханами, приехавшими из Пендинского оазиса.

.. Мы с капитаном Дейли вышли из дому поздно вечером, когда наступило время последнего намаза. Вокруг было пусто. Город уже спал, всюду стояла мертвая тишина. Мы шли медленно, желая подышать свежим воздухом. Жара, по сравнению с дневной, несколько спала, но до сих пор еще было душно, ветра не было. Яркие звезды свидетельствовали, что и завтрашний день будет знойным.

Нас встретил младший брат Абдуррахмана. Он провел меня в ту комнату, где находились гости. Я был поражен артистическим талантом Абдуррахмана: при виде меня он вскочил с места, кинулся ко мне и начал обнимать, словно после долгой разлуки.

Я познакомился с гостями. У одного была густая седая борода почти во всю грудь, карие глаза, горбатый нос и большое брюхо. Его называли Ялкап-баем. Второй — кривой на один глаз, со сморщенным, как старая дынная корка, крохотным личиком, безбородый, приземистый. Я увидел его впервые, но кое-что о нем уже знал. Это был один из доверенных Абдуррахмана, работавший среди пендинских туркмен. Внешне невзрачный, он был себе на уме и мастерски справлялся с самыми трудными заданиями. Нам он был известен под кличкой «Пендинец», а в народе его звали Караджа-молла. Он и вправду был мулла, хорошо знал религиозные догмы мусульманства.

Как было условлено, я назвался паломником, не сегодня-завтра направляющимся в Бухару. Абдуррахман добавил, что родом я араб и в последнее время обучаю в Бухаре талибов[29].

Ялкап-бай сидел важно, тяжело дышал, ковырял в зубах деревянной спичкой. Он не смотрел на меня и почти не слушал. Но Караджа-молла прямо пожирал меня своим единственным глазом. Мне показалось даже, что он поглядывает на меня с подозрением.

Абдуррахман быстро перевел разговор в желательное для нас русло. Горячо, точно сообщая необычайную новость, объяснил, что гости приехали из Пендинского оазиса, что они рассказывают весьма интересные вещи о распрях между большевиками и меньшевиками. Я немедленно включился в беседу и задал вопрос Ялкап-баю: какая разница между большевиками и меньшевиками? Он промолчал, покосившись на Караджа-моллу. Мулла перехватил его взгляд и начал выказывать свое красноречие:

— Между большевиками и меньшевиками, таксыр[30], разница как между небом и землей. Большевики… они настоящие мятежники. Бога не признают, ханам-сердарам не подчиняются. Только и знают, что грабить да убивать… А меньшевики — не такие. Они народа не трогают, единственный их враг — большевики. После того как меньшевики прогонят большевиков, они по своей воле уйдут. Туркмены останутся сами по себе. Не так ли, бай-ага[31]?

Ялкап-бай устало вздохнул и качнул головой:

— Да…

Перебирая неторопливо четки, я усмехнулся:

— Э, не знаю… Оставят ли вас русские? И большевики и меньшевики — все они гяуры. Когда речь пойдет о мусульманах, они договорятся. И потом, я не думаю, чтобы в нынешнее время легко было остаться самим по себе. Снова начнутся старые междоусобицы. Не лучше ли воспользоваться моментом и попробовать опереться на одно мусульманское государство, вроде Афганистана? Русский мусульманину не попутчик!

Мои слова, как видно, пришлись по сердцу Ялкап-баю. Потупив глаза, он то и дело одобрительно кивал головой. Я думал, что теперь-то он непременно заговорит. Нет, опять промолчал и опять искоса взглянул на Караджа-моллу. Я начал испытывать раздражение. Вот тупоумец!

Абдуррахман, видимо, помял, что я недоволен его высоким гостем. Он попытался пришпорить бая:

— Говорят, район Пенде когда-то принадлежал Афганистану. Это так, бай-ага?

Я чуть не прыснул со смеху. О боже праведный! Неужели этот тупица руководит людьми? По совести говоря, если бы Абдуррахман не расхваливал до небес этого Ялкап-бая, я тут же, без лишних слов, встал бы и ушел. Не стал бы тратить на него ни минуты. Но Абдуррахман уверил меня, что это один из самых уважаемых яшули в Пенде. Одних овец у него в песках пасется до двадцати тысяч голов. Ясно, что такой богач не может не обладать и властью. Но как заставить говорить этого болвана?