Черный кандидат - [86]

– Уинстон, сейчас поздновато об этом говорить, но если бы ты отнесся к выборам серьезно, то, вероятно, выиграл бы их.

Борзый посмотрел на Спенсера как на ненормального. Плюнул на тротуар, поднес ко рту свернутые в трубку вопросы и крикнул в этот импровизированный мегафон двум сестрам, сидевшим на пожарной лестнице на уровне третьего этажа:

– Где ваш братец?

– В «Вагнере»! – крикнула в ответ одна из них.

Борзый обменивался приветствиями и рукопожатиями со многими местными жителями. Как и с простыми числами, чем дальше они шли, тем больше становилась дистанция между людьми, которые удостаивались эмоциональных объятий Уинстона. Между 109-й и 112-й Уинстон схватил в охапку земляков и землячек под номерами 2, 3, 7, 11 и 13, словно потерявшихся и найденных детишек в парке развлечений; номера 23, 29 и 37, стоявшие в очереди перед танцевальным клубом «Ла Бамба» на 115-й стрит, были им раздавлены, как соболезнующие родственники на похоронах. В кафе на 117-й номер 41 и его сестра, номер 43, угодили в объятия Уинстона, как игроки в американский футбол, отмечающие тачдаун на матче Суперкубка. Теперь, на углу 119-й стрит и Второй авеню, Уинстон дотронулся до плеча номера 73.

Рейчел Динкинс была его первой любовью. Его первым поцелуем. Его первым медленным танцем. Его вторым перепихом. Его первым регулярным покупателем наркоты. В старших классах, когда Уинстон и Рейчел были вместе, у нее была завидная фигура, которую Уинстон любил описывать, как «роскошное, темное, упругозадое евангелическое тело». Пристрастие к героину иссушило ее мышцы, как тропическая язва. Теперь она была тоща, как скелет, беременный живот, казалось, составлял половину ее веса.

– Уинстон! – воскликнула Рейчел, разводя костлявые руки для объятий.

Уинстон прижал ее голову к своей груди, уткнувшись подбородком в ее покрытую перхотью макушку. Знакомый запах духов, которыми она пользовалась с седьмого класса, вызвал у него непроизвольный стон. Этот сладкий запах напомнил ему о временах, когда они прогуливали школу и собирались у дома Кевина Колона, попивая вино и слушая романтические баллады Эктора Лаво, в которых он не понимал ни слова.

– Ты же говоришь по-испански, о чем он поет, Рейчел?

Та отрывалась от постановки засосов на его шее и прислушивалась к магнитофону. После нескольких аккордов она ласкала ухо Уинстона своим языком и переводом:

– Он говорит: «На хуй математику, на хуй английский и на хуй меня, прямо сейчас».

– Рейчел! – позвал ее бойфренд, обычный, цельнотелый парень. Он нетерпеливо похлопал в ладоши, как армейский сержант, подбадривающий новобранца на полосе препятствий. – Пошли!

Когда она повернулась, чтобы уйти, Уинстон обхватил ее за талию, отбросил локон с покрытого язвами лица и с чувством поцеловал в щеку.

– Какой срок?

– Семь с половиной.

Ее парень, увидев поцелуй, уже зашагал прочь.

– Давай, сучка, пошли уже!

– Подождешь, придурок!

Рейчел облизнула большой палец и провела им по бровям Уинстона.

– Ты же знаешь, как я назову ребенка?

– Если мальчик – Лонни. Если девочка – Кэндис.

– Помнишь.

– Да ладно, это же я.

– Как Джорди?

– Хорошо. Не говорит пока, но он крутой. Рейчел, твой ниггер не будет там стоять бесконечно, поэтому, если у тебя вдруг не появилась работа, советую идти уже.

Рейчел чмокнула Уинстона в веки, развернулась и пошла, переваливаясь, за своим другом. Казалось, он тянет ее за собой, как странный воздушный змей.

Уинстон сплюнул. Фонарь над их головами замигал. Из-за стробоскопического эффекта Уинстон и Спенсер, казалось, попали в фальшивую грозу из старых немых фильмов.

– Черт, когда-то она была что надо.

– Я верю. До сих пор видно. Еще осталось немного мясца.

– Ты смотри, ребе. Не совсем ты пропащий.

Уинстон отдал Спенсеру список вопросов и хлопнул. Фонарь успокоился.

– О чем меня будут спрашивать на дебатах, ребе? Спросят насчет Рейчел?

– Обязательно. Они раздадут карточки, попросят публику вписать туда вопросы и передать их ведущему.

Спенсер развернул список, как средневековый свиток.

– «Мистер Фошей, каковы ваши взгляды на решение проблемы наркомании в районе?»

– Ребе, ты меня не слышишь. Будут они меня спрашивать про Рейчел? Скажут ли они: «Борзый, ты знаешь всех баламутов, если тебя выберут, как ты поступишь с Рейчел или Пити Пелигросо?

– Уинстон, на дебатах обсуждают более общие вопросы. Я сомневаюсь, что они будут упоминать кого-то конкретно.

– Потому что они не дураки. Потому что тогда я отвечу: «А что ты будешь делать со своим сыном, племянницей, племянником, с собой?» Брошу все им обратно в лицо.

Они шли на север по Второй авеню. Спенсер важной скороговоркой телевизионного ведущего обстреливал Уинстона гипотетическими вопросами к будущим дебатам.

– Дети рожают детей. Проблема. Моральный упадок. Как нам это предотвратить, мистер Фошей?

Уинстон слушал, но не отвечал, пытаясь вспомнить, в каком из местных магазинчиков продается шоколадное пирожное «Капитан Немо», которое ему вдруг захотелось. Хотя у него были ответы.

– Невозможно удержать детей от секса. Кто хочет трахаться, будет трахаться. Надо просто говорить с ними по делу. Приучить к смазке. Выдавил ее из тюбика, шлепнул на резинку – и киске хорошо.