Черный кандидат - [25]

– Отпусти его, косоглазая сука!

Когда-то Инес восхищало упрямство братьев; по крайней мере они пытались противостоять издевательствам Уинстона. Но потом Бонилла совершили непростительный грех, став полицейскими, то есть приспешниками капиталистов-эксплуататоров. Энрике подскочил к Инес, сверкая бляхой, отражавшей полуденные лучи.

– Чертова курица, ты новости не смотришь? Коммунизм мертв! Холодная война закончилась. Куба станет пятьдесят первым штатом.

– Пятьдесят вторым, после Пуэрто-Рико! – поправил его Мигелито.

– Заткнись и заткни свою собаку! – взорвался Уинстон.

Инез и Иоланда вполголоса успокаивали его.

– Чего вы ему шепчете?

Иоланда повернулась и показала братьям средний коготь лавандового цвета. Инес вскинула руку в победном жесте и издевательски выкрикнула: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»

Бендито Бонилла удивился:

– Все эти ублюдки безработные, что ты несешь, кто тут пролетарий?

Братья развернулись, чтобы уйти, разгоняя зевак толчками, угрозами и собачьим рычанием.

– Педрила, – прошипел Армелло в спину Энрике.

Тот, с трудом удерживая Дер Комиссара, бросил через плечо:

– Для тебя – мистер Педрила.

Когда братья «вернулись к патрулированию», то есть подперли каменную стенку неподалеку, Инес спросила Фарика, что произошло.

– Да ничего не было, мисс Номура. Мы обсуждали, как заработать денег.

– Почему у вас все разговоры о деньгах?

– Потому что у нас их нет.

– У меня тоже, Уинстон, но разве я жалуюсь?

– Это потому, что ты постоянно жалуешься на систему. И почему это у тебя нет денег?

– Знаешь, сколько я получаю со своей школы? Тридцать тысяч в год. То еще богатство.

– Да, но у тебя в спальне в рамочке висит необналиченный чек на двадцать тысяч долларов, рядом с фотографиями тебя и детей.

– Это не считается. Это кровавые деньги – взятка от правительства США за молчание, чтобы я забыла про лагеря и не высовывалась, была правильной американкой. Я эту взятку не принимала. Реституционный чек для меня не деньги, а напоминание.

Фарик покачал головой.

– Вы китаянка. На вашем месте я бы обналичил чек и тут же вложился в акции на Гонконгской бирже.

– Я японка.

– Тогда «Никкэй».

– Я тоже получила реституционный чек, – тихо сказала Надин.

Фарик наклонил голову.

– Надин, не пори чушь. Ниггеры никогда не получали и никогда не получат реституции.

– Мое пособие очень похоже на то, что описывает мисс Номура. Но у меня в итоге получится больше денег.

– Смешно.

Обрадованная удачной шутке, Надин принялась болтать ручками Джорди, как рычагом насоса, и «накачала» слюнявых пузырей на губах ребенка.

– Борзый, а у твоего ребенка точно нет бешенства?

Полдень миновал, тени стали длиннее, и вместе с жарой спало напряжение. Соседские дети снова начали игру. Взрослые болтали, как посетители кинотеатра в ожидании следующего сеанса. Как ветераны, они знали, что затишье в суровом Восточном Гарлеме редко бывает долгим.

– Борз, а для коммерческого фильма у тебя какая идея?

– Да, зай, ты так и не сказал.

Улыбка осветила лицо Уинстона, словно фотовспышка. Он сделал вид, что вдевает в глаз монокль а-ля Отто Премингер.

– Представьте себе: «Капитан Хруст – кинофильм».

– Чего? Сухой завтрак? Сбрендил? – Надин повертела пальцем у виска.

– Голливуд переделал в кино все мульты – Флинтстоунов, Попая, Бэтмена, – но никто еще не снимал кино по героям сухих завтраков. А ведь рекламы популярны не меньше мультиков. Капитан Хруст бороздит Молочный океан со всякими приключениями и прочим. Это будет охренительно.

Не в силах противостоять энтузиазму Уинстона, все заулыбались такой привлекательной идее.

– Чтобы сделать кино годным для младшей аудитории, там будут Карлайл и остальные белые детишки-морячки.

Друзья окружили Уинстона, осыпая его вопросами:

– Кто будет играть Капитана?

– Денни де Вито.

– А кто там стоял на руле?

– Морской пес, дурилка. А еще там будет глупый слон по имени Смедли, который ищет хлопья со вкусом арахиса. А знаете, кто будет в роли второго плана?

– Кто?

– Невидимая, бля, птица Гу-Гу!

Компания визжала от хохота, вспомнив, как важны сухие завтраки для детского психического здоровья.

Инес скрестила руки на груди и смотрела на Уинстона и на его друзей, которые смеялись и хлопали себя по коленям. Их радость была так заразительна, что и она хотела присоединиться к ним, но возраст и психологическая дистанция не пускали. Словно Инес стояла, привязанная к столбу, а вокруг с криками и ужимками толпились туземцы.

Борзый утер слезы запястьем.

– Не надо так смотреть на меня, мисс Номура. Я знаю этот взгляд. «Если бы ты нашел выход своей энергии, обуздал свой разум, мог бы стать следующим Малкольмом Иксом». Помнишь, как ты послала мне в тюрьму Коран? Я не рассказывал, но я выменял его на журналы по астрономии, стыренные из библиотеки. Так что можешь забыть эту ерунду про «все необходимые средства».

Почти сорок лет назад Инес самой было двадцать с небольшим. Она бросила Вашингтонский университет и околачивалась в Нью-Йорке перед неминуемым возвращением к тягомотине родительской птичьей фермы под Олимпией. В начале шестидесятых для побега от несушек и бройлеров не было лучшего места, чем Манхэттен.