Черный камень. Сага темных земель - [123]

— И только волею Гензериха вы пьете вино и пируете, отдав себя в руки судьбы, — с усмешкой ответил он на последнюю фразу Гунгайса.

— Вот еще! — фыркнул Гунгайс (среди варваров еще не прижилось низкопоклонство). — Когда это мы отдавались в руки судьбы? Гензерих, ты всегда думаешь на тысячу дней вперед. Не прикидывайся простачком, мы не так глупы, как Бонифаций и другие римляне.

— Аэций был неглуп, — пробормотал Тразамунд.

— Но он мертв, а мы идем на Рим, — ответил Гунгайс и впервые вздохнул легко. — Слава богу, Аларих[8] не дочиста его разграбил. И наше счастье, что Аттила дрогнул в последнюю минуту.

— Аттила не забыл Каталаунских полей, — произнес Атаульф. — А Рим… после всех потрясений он еще стоит. Почти вся империя в руинах, но то и дело пробиваются живые ростки. Стилихон, Аэций, Феодосий…[9] Рим похож на спящего великана — когда-нибудь он проснется и…

Гунгайс фыркнул и стукнул кулаком по залитому вином столу.

— Рим мертв, как та белая кобыла, что убили подо мной при взятии Карфагена! Оставалось снять с нее сбрую, и только.

— Когда-то один великий полководец думал точно так же, — сонным голосом произнес Тразамунд. — Между прочим, родом он был из Карфагена, хоть я и не припоминаю его имени. Но римлянам от него досталось на орехи.

— Видать, его разбили, иначе он разрушил бы Рим, — заметил Гунгайс.

— Так оно и было, — подтвердил Тразамунд.

— Но мы-то не карфагеняне, — рассмеялся Гензерих. — И кому тут не терпится погреть руки? Разве не за тем мы идем в Рим, чтобы помочь императрице справиться с ее заклятыми врагами? — насмешливо спросил он и, не дождавшись ответа, буркнул: — А сейчас уходите. Я спать хочу.

Дверь хлопнула, отгородив короля от унылых пророчеств Гунгайса, острот Атаульфа и бормотания старых вождей. Гензерих решил выпить вина перед сном, поднялся на ноги и, прихрамывая (память о копье франка), двинулся к столу. Он поднес к губам украшенный алмазами кубок и вдруг вскрикнул от неожиданности. Перед ним стоял человек.

— Бог Один! — воскликнул Гензерих, совсем недавно принявший арианство и не успевший к нему привыкнуть. — Что тебе нужно в моей каюте?

Король привык сдерживать чувства и быстро оправился от испуга, но пальцы его, будто сами по себе, сомкнулись на рукояти меча. Внезапный выпад, и… Но гость не проявлял враждебности. Вандал видел его впервые, но с первого взгляда понял, что перед ним не тевтон и не римлянин. Незнакомец был смугл, с гордо посаженной головой, кудрявые волосы прихвачены малиновой лентой. На груди рассыпались завитки роскошной бороды.

В мозгу Гензериха мелькнула смутная догадка.

— Я не желаю тебе зла, — глухо произнес гость.

Как ни присматривался Гензерих, он не заметил оружия под пурпурной мантией незнакомца.

— Кто ты и как сюда попал?

— Неважно, кем я был. На этом корабле я плыву от самого Карфагена.

— Никогда тебя не встречал, — пробормотал Гензерих, — хотя такому, как ты, нелегко затеряться в толпе.

— Я много лет жил в Карфагене, — произнес гость. — Там родился, и там родились мои предки. Карфаген — моя жизнь! — Последние слова он произнес с таким пылом, что Гензерих невольно отшатнулся.

— Конечно, горожанам не за что нас хвалить, — сказал он, прищурясь, — но я не приказывал убивать и грабить. Я хочу сделать Карфаген своей столицей. Если тебя разорили, скажи…

— Разорили, но не твоя волчья свора, — угрюмо ответил незнакомец. — По-твоему, это грабеж? Я видал грабежи, какие тебе и не снились, варвар. Тебя называют варваром, но ты не сделал и сотой доли того, что натворили «культурные» римляне.

— На моей памяти римляне не разоряли Карфагена, — пробормотал Гензерих.

— Справедливость истории! — Гость с силой ударил кулаком по столу. Гензерих успел разглядеть мускулистую белую руку аристократа. — Погубили город алчность римлян и предательство. Торговля возродила его в другом обличье. А теперь ты, варвар, вышел из гавани Карфагена, чтобы покорить его завоевателей. Стоит ли удивляться, что старые сны блуждают в трюмах твоих галер, а призраки давно забытых людей, покидая безымянные могилы, уходят с тобою в плавание?

— Но с чего ты взял, что я решил покорить Рим? — обеспокоенно спросил Гензерих. — Я согласился помочь…

Вновь по столу грохнул кулак незнакомца.

— Если бы ты пережил то, что выпало на мою долю, ты бы поклялся стереть с лица земли этот гнусный город. Римляне позвали тебя на помощь, но они жаждут твоей гибели. А на твоем корабле плывет изменник.

Лицо варвара оставалось бесстрастным.

— Почему я должен тебе верить?

— Как ты поступишь, если я докажу, что тот, кого ты считаешь самым надежным помощником и верным вассалом — предатель и ведет тебя в западню?

— Если докажешь, проси чего хочешь.

— Хорошо. Возьми это в знак доверия. — На поверхности стола запрыгала монета. В руке гостя мелькнул шелковый шнурок, оброненный недавно Гензерихом. — Ступай за мной в каюту твоего советника и писца, красивейшего из варваров…

— Атаульфа? — Гензерих был поражен. — Я верю ему больше, чем остальным.

— Значит, ты не так умен, как я считал, — хмуро ответил человек в мантии. — Предатель опаснее любого врага. Римские легионы не победили бы нас, не найдись в моем городе подлеца, отворившего ворота. Я пришел, чтобы спасти тебя и твою империю, и в награду прошу одного: утопи Рим в крови. — Незнакомец застыл на миг с горящими глазами, с занесенным над головой кулаком. Затем, царственным жестом запахнув пурпурную мантию, вышел за дверь.