Черный Иркут - [38]

Много позже, вспоминая свои первые лётные дни, я приду к одному простому выводу: впечатления от второго полёта никогда не станут первыми; всё сольётся в один рейс, с этими длинными, по нескольку дней, задержками в разных аэропортах, а взлёты и посадки, которые происходили без спешки и по расписанию, станут тем же обыденным делом, например, как открытие и закрытие многочисленных дверей в нашей повседневной жизни.

В магазине, который располагался около судоверфи, была обычная очередь, которая никуда не спешила. Я оглядел прилавки магазина, но ни водки, ни коньяка не увидел. Были питьевой спирт, папиросы «Казбек», «Беломорканал», «Прибой». Ещё я увидел, что здесь можно купить белую нейлоновую рубашку. Они лежали нетронутой стопкой, и меня это удивило: в городе их днём с огнём не найдёшь, а здесь лежат, бери — не хочу.

Позже Ватрушкин, используя ненормативную лексику, что с ним бывало крайне редко, объяснит, что деревенские быстро расчухали: в жару рубашка липнет к телу; и даже её, как нам тогда казалось, несомненное достоинство — взял, постирал в холодной воде, встряхнул и надел — у них вызывало смех: не рубашка, а липкая резина.

— И я с ними согласен! — подытожил командир.

Ещё раз подивившись увиденным, я пристроился в конец очереди.

«Не хватит, так останется», — с улыбкой вспомнил я, поглядывая на безыскусные этикетки. И тут на меня из очереди знакомо глянули где-то уже виденные глаза. Анна Каппель! Так и есть — она. Вот уж кого-кого, но её я не ожидал увидеть здесь. Она кивнула: мол, подходи и становись рядом.

Брать спирт на её глазах было неудобно, но деваться некуда, и я с постным выражением лица сгрузил бутылки в брезент. Не объяснять же прилюдно, что выполняю ответственное задание, что у меня сегодня первый полёт; кроме того, только что, почти на её глазах, мы совершили сложную посадку, за которую командиру и мне, как его помощнику, могли запросто вырезать талоны нарушения, а их-то в пилотском было всего два, после чего можно смело ехать в деревню и пасти скот. Нет, я объяснять ничего не стал, лишь задал дежурный вопрос:

— Как ваши дела?

— Дела у прокурора, — улыбнувшись, сказала Анна Евстратовна. — В районо уже никого нет, придётся ждать. Вот стою, надо что-то купить перекусить.

— Да, дела хуже прокурорских, — пробормотал я и, подумав секунду, добавил: — Вот что, давай-ка пойдём в аэропорт. Поужинаем в столовой. Здесь, кроме тушёнки и рыбных консервов, брать нечего.

— Как же нечего? А это? — Анна кивнула на мою авоську.

— Командир сказал, что сегодня у него юбилейный полёт. Хороший повод.

— Я уже поняла. А вот у меня настроение — хуже не придумаешь.

— А чего тут думать? — сказал я. — Всё равно твои манатки в аэропорту. Будем делать погоду.

Я уже знал: в таких случаях не надо уговаривать, надо брать инициативу в свои руки. Сработало!

Когда мы вернулись в аэропорт, начался дождь. Крупные капли, шелестя, ударили по крайним высоким листьям, затем с шумом набежали и начали долбить заборы, крыши домов, деревянные тротуары. Мы с Анной Евстратовной едва успели вбежать в пустой аэровокзал, как за нами зашумело, зашуршало, точно кто-то большой и невидимый принялся жарить на огромной сковороде своё жарево.

В столовой уже был накрыт для нас стол. На белой скатерти стояли гранёные стаканы, на тарелках были красная рыба, огурцы и помидоры. И что-то ещё шкворчало у поварихи на огромной сковороде.

Уже много позже я открою для себя, что подобного внимания к лётчикам больше почти нигде не встречал; бывало, на сельхозработах приходилось спать без простыней на матрацах, которые сами набивали соломой, готовить себе ужин из тушёнки или обходиться одним чаем. Здесь же по одному столу чувствовалось — в Жигалово к лётчикам относились с должным уважением: накормят, и спать уложат, и поднимут когда надо.

Я подошёл к Ватрушкину и коротко доложил обстановку: мол, так и так, наша парашютистка попала в аварийную ситуацию. И ей нужна помощь.

— Зови её сюда, — распорядился командир. — Тем более здесь есть представитель местной власти.

Ватрушкин кивнул на сидящего рядом начальника аэропорта Брюханова.

— Иван, выручай! — попросил Ватрушкин Брюханова. — Не в службу, а в дружбу. Девушке надо в Чикан. Она учительница и едет туда по распределению.

— Да, действительно, добраться туда непросто, дорога размыта, — почесав затылок, сказал Брюханов. — Неделю шли дожди. Автобус не ходит. Сейчас туда можно добраться на попутном лесовозе.

— Надо что-то придумать, — сказал Ватрушкин. — Негоже бросать человека на полдороге.

— Ну разве что отправить на лесопатрульном вертолёте, — подумав немного, ответил Брюханов. — Или спустить на парашюте. Но это если вертолётчики согласятся. У них Чикана в задании нет.

— Так пусть нарисуют, — засмеялся Ватрушкин.

— Вы сказали про парашют, — неожиданно сказала Анна Евстратовна. — У меня есть с собой парашют.

— Парашют?! — Брюханов озадаченно посмотрел на необычную пассажирку. — Что, уже и с парашютом начали летать? Забавно! А кто мне потом передачи в тюрьму будет носить?

— У неё действительно есть в багаже парашют, — я решил проявить свою осведомлённость.