Черный Ферзь - [26]

Ферц уселся напротив и некоторое время наблюдал, как отчаянно чадящий окурок силится поджечь горючую жидкость, разбрасывая во все стороны искрящие крошки табака. Пара искр уже метко угодила в банку, но воспламенения пока не происходило.

— Сгорим, — наконец соизволил заметить Ферц.

— Ерунда, — сказал Эфиппигер.

— Как воюем? — продолжил беседу господин крюс кафер, на что Эфиппигер, используя крепчайшие выражения, вежливо выразился в том смысле, что как стучим, так и воюем.

Под столом завозился копхунд.

— Стучите плохо, — посетовал Ферц. — Хреново, надо сказать, стучите. Никакого рвения при выполнения патриотического и воинского долга. Может, бумаги у вас не хватает? — озаботился внезапно господин крюс кафер.

Глубоко затянувшись, используя непонятные непосвященному идиоматические обороты и игру слов, Эфиппигер подтвердил, что бумаги действительно не хватает, поэтому грязные зады приходится обтирать чем попало, например, камнями.

Подхватив тему, господин крюс кафер выразил свою неосведомленность в столь необычном способе удаления оставшихся экскрементов и попросил поподробнее рассказать ему о революционном методе поддержания гигиенически-санитарным норм в полевых условиях.

В ответ Эфиппигер подробно описал процесс от начала до конца, ничего не скрывая, рассказал господину крюс каферу о некоторых тонкостях выбора необходимых камней в зависимости от свежести съеденных перед этим консервов и прочих привходящих обстоятельствах (как то — лимит времени, характер окружающей местности, оперативно-тактическая обстановка и пр.), а так же поделился своими собственными секретами о наиболее экономных и эффективных траекториях движения камней, углах их вхождения и положения пальцев для наилучшего удержания столь необычных гигиенических средств.

— Сам скоро узнаешь, — пообещал Эфиппигер. — И как жопу подтирать, и как доносы писать.

— Не доносы, а добровольные рапорты, — поправил Ферц. — Мы не работаем с доносами. С кляузами пускай разбирается суд чести, а наше дело — следить за чистотой помыслов, за боевым духом, за благородством ярости. Мы — духовники матросов и солдат. Мы берем мерзких подонков, грязными червями кишащих в злачных притонах, и превращаем их в совершеннейшие инструменты, счищаем с них ржавчину и грязь, обнажая сверкающее лезвие воли и разума. Мы — радуга в сапогах, первая и последняя буква Дансельреха, сильнейшие из сильных, мудрейшие из мудрых.

Эфиппигер сел и отставил банку на стол. Консервированная голова уставилась на Ферца выпученными глазами.

Тут до Ферца кое-что дошло:

— Что ты там сказал насчет моего близкого знакомства с особенностями полевой жизни?

— Контрразведка, — презрительно загасил окурок в банке Эфиппигер. — Сами ни хрена не знаете, а все туда же — шпионов ловить. Думаешь, тебя в штаб вызвали очередное звание присвоить за то, что в бане на мыле подскользнулся?

Ферц пожал плечами и достал окончательно измятую пачку «Марша Дансельреха». Протянул ее Эфиппигеру, но тот лишь брезгливо поморщился.

— Трагическая проблема нашей службы в том, что мы не можем знать больше того, что знают наши информаторы, — Ферц выпустил аккуратное колечко дыма и стряхнул пепел в банку. — Даже пыточная машина не может извлечь из наказуемого то, в чем он не осведомлен. Хотя… Хотя некоторые утверждают, что в процессе резки по живому невыносимая мука открывает в воспитуемом способность извлекать информацию прямо из мира, этакое третье ухо, которым мы и прослушиваем благонадежность подданных Даесельреха.

Эфиппигер тяжелым взглядом смотрел на витийствующего господина крюс кафера. Пальцы его возлегали на сдвинутой чуть ли не в промежность кобуре и слегка подрагивали.

— Припоминаю, — невозмутимо продолжал Ферц, — что одно время получила распространение безумная идея совместить эффективность пыточной машины с агрегатом глубокого ментососкоба и толковать полученные из мозга испытуемого образы. Но работы, несмотря на перспективность, как-то сошли на нет. И знаешь почему?

Эфиппигер покачал головой. Копхунд приоткрыл налитые кровью глаза. Ферц хохотнул:

— Все подсознание испытуемых оказалось забитым дерьмом и совокуплениями! У любого! Одно дерьмо и сплошные совокупления! Причем не просто так, а с вывертом… Какая уж тут информация!

— Пристрелить бы, — вздохнул Эфиппигер, обращаясь, судя по всему, к проснувшемуся копхунду. Зверь шевельнул маленькими полукруглыми ушами в том смысле, что да, не мешало бы.

— Не любите вы нас, — пробурчал господин крюс кафер. — Не любите. Хотя оно и понятно. Кто же любит собственную совесть? Постоянно пыхтит, покоя не дает, по ночам мучает. Захочешь чего-то этакого, а она уж тут как тут — устав читает. Захочется, например, господину… м-м-м… ну, хотя бы Эфиппигеру позаимствовать на армейском складе пару «шквалов», чтобы толкнуть выродкам из гноища, — обратился Ферц к внимающему копхунду. — Мелочь, конечно. Полное дерьмо эти «шквалы», если уж честно, но выродкам выбирать особо не из чего. И вот наш господин Эфиппигер подделывает документ, а может и не подделывает, а просто подпаивает господина младшего интенданта до скотского состояния, в которым не то что акт приемки-выдачи, но и приказ о собственном расстреле подпишешь. И, оп-ля, получает со склада эти несчастные «шквалы». А совесть-то не дремлет! И у пьяного господина младшего интенданта совесть не дремлет, и у господина Эфиппигера совесть не дремлет.