Черный цветок - [21]

Есеня, который минуту назад про еду совсем не помнил, вдруг почувствовал дрожь и вцепился в хлеб с колбасой ногтями. Живот скрутило спазмом, разве что слюна изо рта не закапала. Он оторвал зубами огромный кус, так что сжевать его было невозможно, и поперхнулся.

- Тут еще молоко, - она протянула ему тяжелую флягу. - Я знаю, ты молоко любишь.

«Вот еще», - хотел сказать Есеня, но снова поперхнулся.

- Не торопись ты так, я ж не отнимаю, - Чаруша улыбнулась, - я вечером еще принесу. Когда стемнеет.

- Нечего так поздно по улицам разгуливать, - ответил Есеня с набитым ртом, - я как-нибудь перебьюсь.

На самом деле, он уже решил, что с наступлением темноты пойдет к белошвейкам - расспрашивать.

- Да ладно, мне нетрудно, - она снова улыбнулась и вздохнула. - Ты не бойся, даже если стражники меня поймают, я ничего им не скажу.

- Ага. Слыхала, что со Звягой сделали?

Она кивнула и поморщилась:

- Я не боюсь. Я, правда, никогда тебя не выдам.

- Не выдумывай, - рядом с ней Есеня чувствовал себя взрослым и умудренным опытом. - Рассказывай, что там у моих?

- Все в порядке. Только их из дома не выпускают, и стража у них во дворе все время. Я к ним не заходила, мы с Цветой через окно говорили. Утром к ним приходил начальник стражи, очень злой, что они тебя предупредили, но твой отец не позволил трогать твою маму и Цвету. Сам рассказал, где хутор находится, где твоя тетка живет. Так что туда тебе ходить нельзя. Цвета говорит, она думала, что стражники твоего отца убьют, но он как-то с ними договорился. Так что ты за них не бойся.

- Ага? А если они меня не найдут и мучить их начнут?

- Не начнут. Зачем? Если бы стражники были уверены, что ты об этом узнаешь, тогда да. Но они-то думают, что ты уже далеко. Так что ты не бойся. И потом, там твой отец, он за них заступится.

- Заступится, как же, - проворчал Есеня.

- Конечно, заступится. Ты что? Он же вас любит. Да он сегодня утром против сабель с голыми руками вышел, когда стражники в дом вломились. На тебя он только злится. Вляпался, говорит, в какую-то историю, все пьянки твои и гулянки виноваты.

Есеня довольно кивнул.

- А ты правда в какую-то историю вляпался? - спросила Чаруша.

Есеня помотал головой: незачем ей знать про медальон.

- А зачем они тебя ищут?

- Не знаю, - ответил он, не переставая жевать, - может, кто-то про меня сказал что?

Едва стемнело, Есеня направился в швейную мастерскую. Сегодня поднимать его журавлем было некому - пришлось карабкаться по стене, цепляясь за хлипкие наличники окон и скользкий карниз. Но охота пуще неволи. Есеня едва не сорвался, понадеявшись на подоконную доску чердачного окна, но выбрался, сорвав два ногтя и, ругаясь про себя и посасывая кровоточащие пальцы, спустился с чердака вниз. На этот раз кричать он не решился, а очень даже вежливо постучал в дверь, чем сильно белошвеек напугал.

- Кто там? - шепотом спросили из-за двери.

- Это я, Балуй, - так же шепотом ответил он.

- Ой, - пискнули за дверью и замолчали. Но через минуту дверь распахнулась: на пороге стояла Прелеста.

- Ну заходи, - она пропустила его внутрь и посмотрела по сторонам. - А если кто боится, может сделать вид, что спит. Ну что, добаловался, Балуй?

Она взлохматила ему волосы.

- Да я тут совершенно ни при чем, - попытался отболтаться Есеня.

- Ври больше. Медальон-то все мы на шее у тебя видели. Есть хочешь?

- Ага. Я всегда хочу.

- Да я знаю. Садись. А рожа чего исцарапана?

- В лесу ночевал, комары сожрали.

- А я думала, опять против восьми стражников за правое дело сражался, - Прелеста рассмеялась. - Ну, рассказывай, как тебя угораздило? К нам сам начальник стражи приходил, про тебя и про твой медальон спрашивал.

- И чё, рассказали? - презрительно усмехнулся Есеня.

- А ты думал? Конечно, рассказали. Нам тут жить еще. И работать. Нам из-за тебя неприятностей не надо, - Прелеста ласково похлопала его по плечу.

- Да ладно, Балуй, не сердись, -обняла его Голуба с другой стороны, - что ты приходил, мы никому не скажем.

Глава V. Мудрослов. Мастера и разбойники

В лаборатории со вчерашнего вечера висел едкий запах двуокиси азота - или Мудрослову это только казалось? Его старший сын накануне экспериментировал с протравкой металлов едкими кислотами, и Мудрослов нервничал: мальчик мог отравиться или обжечься - он никогда не старался быть осторожным. Он во всем, во всем брал пример с отца! Как в хорошем, так и в плохом. И теперь на лабораторном столе в беспорядке валялись куски металла, инструмент; фитиль пустой опрокинутой спиртовки, не закрытый колпачком, прожег листы дорогой книги по химии, поставленной на ребро; из треснувшей пробирки под массивный корпус микроскопа подтекало масло. Мудрослов не мог не усмехнуться: он сам оставлял после работы такой же кавардак! Это сходство и льстило его отцовским чувствам, и заставляло укоризненно качать головой.

Мудрослов так тщательно готовился к Посвящению старшего сына, с таким нетерпением ждал его! Считал дни и, просыпаясь по утрам, мечтательно вздыхал: скоро… Скоро в городе будет два выдающихся металлурга. Вдвоем они свернут горы, вдвоем они разгадают все секреты. Едва Вышемир появился на свет, счастливый отец увидел в нем свое продолжение, своего помощника, ученика. Мальчик рос болезненным, худеньким и больше всего на свете любил отца. Их близость сложилась так рано, насколько это вообще возможно между сыном и отцом. Ее поколебало только появление младшего сына, Остромысла. Но Остромысл стал для отца предметом восхищения и гордости - мальчик должен был вырасти художником: химия, а тем более металлургия, оказались для него слишком грубыми материями, его утонченная душа требовала полета чувств, а не мыслей.