Черный человек - [8]

Разложив таким образом «по полочкам» имевшуюся информацию, Шаламов мог теперь как следует рассмотреть маатанский корабль-проникатель при почти дневном освещении и еще раз убедиться в том, что технические сооружения негуманоидного разума, переживающего технологическую стадию эволюции, необычны, удивительны и кажутся далекими от совершенства, хотя на самом деле просто функционально приспособлены решать задачи своих повелителей, смысл и цели которых зачастую так и остаются непонятными людям.

Корабль маатан только издали напоминал черепаху, а с расстояния в пятнадцать метров он походил на обросшего полипами, ракушками, водорослями и прочей светящейся и мигающей живностью исполинского кита. Непривычного человека это зрелище привело бы в содрогание, но Шаламов в бытность свою разведчиком-первопроходцем повидал немало на своем веку, в том числе поистине жуткого и чудовищного, поэтому он только отметил знакомые геометрические формы и мимолетно подумал, что маатанину свой корабль починить будет гораздо сложней. Если только он выживет в этой передряге…

Подкрепившись питательным и к тому же вкусным бульоном, Шаламов предпринял новую попытку разбудить «черного человека», но тот по-прежнему не отзывался, застыв бугристой, черной сверху и бронированной снизу, похожей на старого сивуча тушей. Тогда пилот переоделся в кокос – компенсационный костюм спасателя, имеющий ко всем своим достоинствам еще и прямую связь с координатором, нацепил антиграв, респиратор и вышел в вечный день чужого мира, которому дал название Шанс.

До развалин города решил пройтись пешком. Идиллическая тишина настраивала на философские размышления, а прекрасная ласковая погода, чем-то напоминающая земное бабье лето умеренных широт, настраивала на умиротворение и спокойствие. Джордж включил исследовательский комплекс и объяснил здешнее «лето» равномерным потоком тепла, идущим из глубин моря, а значит, из ядра планеты-куба, и поддерживающим на планете всюду одинаковые погодные условия. Сгоревшие закопченные развалины, к которым подходил Шаламов, никак не вписывались в концепцию безмятежного, размеренного бытия планеты. Что же здесь, в конце концов, случилось, черт побери?!

Шагая по негустой желтой траве, Шаламов спустился с холма, в который упирался уродливым носом маатанский корабль. При каждом шаге с травы срывался рой электрических искр и оседал на сапогах. Воздух был насыщен электричеством, словно облако, готовое пролиться дождем-влагой, и кожу на щеках и на лбу слегка пощипывало при ходьбе.

Шаламов принюхался: спектр запахов стал иным, видимо, аппарат обоняния уже адаптировался и не реагировал столь остро на незнакомые радикалы. Преобладающими стали запах озона и горьковато-нежный запах, напоминающий аромат масличной пальмы.

Координатор, подключенный контуром пси-связи напрямую к мозгу, пробудился и выдал двадцать семь наименований пахучих веществ, составляющих общий фон запахов здешних мест. Потом предупредил об «электрических карманах» – неизвестной глубины круглых ямах, заряженных статическим электричеством, которые встречались довольно часто и были, похоже, разбросаны по всему острову. Шаламов выслушал сообщение, пожал плечами и обошел яму на почтительном расстоянии.

Черно-серые стены города приблизились и накрыли спасателя ощутимо теплой тенью. Датчики, встроенные в костюм, сообщили температуру стен: около сорока двух градусов по Цельсию. Шаламов с недоумением вгляделся в представшие перед ним развалины. Больше всего они напоминали сростки неровных стен разной толщины – от двух дециметров до двух метров, разной длины и высоты: ничего похожего на геометрический порядок, расчет, логику и гармонию, соответствующие понятию пилота об архитектурных сооружениях. Но главное, что развалины, низкие и редкие на окраине, вскоре переходили в поистине непроходимые «заросли» из черных стен, перегородок, перепонок, буквально сросшихся в шеренги, лабиринты, «беседки», «хижины» и «дворцы» без кровли, с окнами-дырами и дверями-провалами… Температура воздуха в городе была градусов на двадцать пять выше, чем вне его, повысилась и концентрация горьких примесей в нем.

Шаламов забрел в тупик, остановился и потрогал стену ближайшего здания: поверхность ее была бархатистой, горячей на ощупь, как шкура живого существа, с тонким муаровым рисунком, видимым только вблизи и напоминающим загадочные письмена, и поверхность эта… вздрагивала! Шаламов приблизил ухо к стене и уловил внутри ее медленную пульсацию какой-то жидкости.

«Господи, да ведь они живые! – сообразил он. – Клянусь Купавой, живые! Я слышу пульс, слышу гул пробивающейся по сосудам крови!..»

С минуту он прислушивался к четким, размеренным ударам сердца исполина и не сразу расслышал мысленный «шепот» координатора:

– Догадка верна с вероятностью ноль восемь. Отмечаю повышение пси-фона в районе города, рекомендую вернуться.

Тут только пилот понял, почему у него, по мере того как он углублялся в город, появилось ощущение чьего-то скрытого присутствия, взгляда в спину: он и в самом деле находился внутри большого скопления биомассы, обладавшей разветвленной нервной системой, которая и создавала пси-фон, биоизлучение «мысленного эха». Спасатель скомандовал антиграву подъем и взлетел над «живым городом», внимательно вглядываясь в сплетение «улиц», «переулков», узких извилистых проходов, двориков, «площадей» и открытых «зданий». Теперь было ясно, что ни о какой системе в скоплении сросшихся стен речь не идет, перед человеком предстал самый настоящий лес! Выросший по своим законам, странный, жутковатый, похожий на развалины сгоревшего города, состоящий из «живых» деревьев-стен, но лес!