Черный беркут - [88]

Видя некоторое замешательство майора, Алексей продолжил натиск:

— Когда мы вытащим Игоря, предлагаю разбиться на два отряда. Один отряд буду возглавлять я. И в нем будет только один боец — Алексей Ремез. Вы отойдете на достаточное расстояние, а я ахну в дом Безари из огнемета. Я спалю этого шакала! Для этого и пришел сюда.

— Я думал, ты пришел спасать командира.

— И для этого тоже. — Ремез не ответил, а скорее огрызнулся.

— Тогда представь себе следующую ситуацию. Допустим, ты нейтрализуешь Безари...

— Ты сомневаешься?

Кавлис строго взглянул на бойца и повысил голос:

— Дай мне высказаться до конца. Итак, допустим... А что, если в его команде есть человек, способный возглавить отряд? Даже наверняка есть, кто-то же отвечает за порядок в отсутствие командира... Что дальше? Мы не успеем отойти на приличное расстояние, по горячим следам нас быстро достанут. Мы потеряем фору, к которой ты относишься несерьезно. Разумеется, ты можешь сказать, что «ахнешь» из огнемета в последний момент, который, кстати, может совпасть с пробуждением боевиков. И не забывай о Юсупе. Что, если мы наткнемся на его отряд, который к тому времени будет спускаться в долину?

Николай помолчал. Возобновил он разговор с более мягкими интонациями, в то время как Ремез ожесточенно грыз ногти.

— Нас и так мало, Леша, а ты лишаешь нас бойца. Есть еще несколько причин, по которым ты не вправе так поступать. Помнишь, ты сказал мне: «Это не я с вами пойду, а вы пойдете со мной»? Хорошо, мы пришли, что дальше? Командуй. Я сдернул свои майорские погоны, как ты советовал. Ты командир. Отдавай приказы. Ну, что молчишь?

Кавлис вплотную подошел к бойцу, заставив того поднять на него глаза.

— Мы пришли одной командой, одним составом. Поменять его может только пуля, но не прихоть. — Командир повысил голос: — Ты входишь в состав команды, будь любезен, выполняй приказы. Без соплей, которых я не люблю, ты нахватался их на гражданке. Понял, боец Ремез?

— Так точно! — Алексей вытянул перепачканные глиной руки вдоль туловища.

— Вот так. Мы не в крутом боевике снимаемся, а выполняем боевую задачу. Соберись, Леша, и готовься к операции. Все, иди.

Кавлис облегченно вздохнул, глядя вслед Алексею. Он сам заплатил бы немалую цену, чтобы пообщаться с Безари с глазу на глаз. И каждый из отряда. У Лешки была особая причина, как не понять его? Тем не менее в отряде должна быть дисциплина.

54

Санкт-Петербург

Звонок от Головачева не стал неожиданностью для Ольги, но вот его просьба показалась необычной. Генерал поздоровался и спросил, сможет ли она встретиться с ним в аэропорту Пулково.

— Я направляюсь в Полярный, — сообщил он, — и хотел поговорить с вами. Собирался заехать к вам, да побоялся, что не успею на рейс.

— Конечно, Александр Ильич. Я тотчас выезжаю. Только попрошу соседку, чтобы она посидела с мальчиком.

— Я встречу вас.

Дом Ольги Дьяконовой находился рядом с Бюро заказов авиабилетов Аэрофлота, Невский проспект, 7/9, напротив Дворцового моста. Она быстро поймала такси.

Видимо, у Головачева есть хорошие вести, думала Ольга. О плохом лучше всего сообщать по телефону. Он бы так и сделал, чтобы избежать ее взгляда, справедливых укоров. Хотя лично Головачева она ни в чем не упрекала. Наоборот, он проявлял заботу о ней, Володьке, тактично поговорил по телефону, сообщив, что дядя Коля в отпуске... Отзывчивый, порядочный человек, стереотипно думала о генерале Ольга.

Вовка чувствовал себя неплохо. Тетка ежедневно ходила с ним на прием к специалисту в Институт психотерапии. Врач принял их хорошо, узнав, что они пришли по рекомендации Ильинской. Буквально вчера он сообщил, что мальчику достаточно показываться у него раз в неделю.

Действительно, внешне Володя не был похож на ребенка, который перенес сильнейший шок. Ольга не знала, что он почти не отреагировал на смерть матери. Несколько дней, проведенных в плену, на протяжении которых Анна постоянно твердила ему, что с ними все будет хорошо, что папа спасет их, мысли мальчика были заняты только отцом. Он ждал его каждую минуту. А когда увидел, отец удалился от него. И для него это стало страшнее, чем смерть матери.

Днем он выглядел нормальным ребенком, но сон преображал его. Особенно под утро. Ольга вскакивала с постели, когда мальчик кричал. Она будила его, как просил доктор, «разгуливала», давала сладкого чаю. И только спустя двадцать-тридцать минут снова укладывала в постель. Утром спрашивала его: «Володя, что тебе снилось?» Он подолгу не мог вспомнить. Но все же вспоминал: "Приснилось, что мы с дядей Колей прыгаем из автобуса. Потом все взорвалось. Маму убили. Потом мы с дядей Колей ехали в машине. Там дядька такой был смешной. Все время говорил: «Ай-ай-ай. Ай-ай-ай».

По совету врача Ольга просила мальчика рисовать свои сны, и он, вооружась фломастерами, усердно черкал. Если она не вникала в смысл рисунков, то просила его объяснить. Например, почему солнце на рисунках у него черное, почему себя он изобразил с автоматом, из которого по крутой дуге летит огромная пуля в виде авиационного снаряда... Потом они сжигали очередной рисунок, чтобы вместе с ним сгорали кошмарные сны.