Черным по черному - [25]

Небо за волнистыми оконными стеклами побледнело, давая мышам знак, что ночь на исходе. Послышался скрип редких тележек по булыжной мостовой, с крыш домов закаркали друг на друга вороны, и кто-то прошел вдоль окон, насвистывая. Наконец громыхание ключа в замке парадной двери заставило мышей разбежаться по норкам.

В распахнувшуюся дверь вошла немолодая уже женщина. Ее тронутые сединой волосы были скручены в пучок и убраны под шарф, а пальцы в толстых шерстяных перчатках неловко сжимали ключи.

— Ну, Брайан, как тебе тут сегодня утром? — рассеянно поинтересовалась она. Даффи выпрямился.

— Рад видеть тебя, Пиф.

— А-а-а-а! — завопила она, роняя ключи. Мгновение она в ужасе таращилась на него, а потом со вздохом рухнула на пол.

«Господи, я, похоже, убил ее, — подумал Даффи, опрометью бросаясь к распростертому телу. — Но зачем она обратилась ко мне, если не знала, что я здесь?»

По ступеням прошлепали босые ноги.

— Что ты сделал с ней, чудовище? — завопил Вернер, выскакивая на площадку лестницы в мятой белой ночной рубахе. Он яростно махнул ножом в сторону ирландца. — Кто будет теперь подавать завтрак?

— Она только лишилась чувств, — ответил Даффи со злобой. — Мы друг друга знаем. Я поздоровался, а она от неожиданности упала в обморок.

С лестницы послышались другие голоса:

— Что случилось?

— Седой пьяница, что объявился вчера вечером, только что прирезал тетку, которая подает завтрак.

— Верно. Хотел над ней надругаться.

Господи, подумал Даффи, приподнимая голову Ипифании, чем дальше, тем хуже. Хуже, чем на свадьбе. Тогда трагическая ситуация подразумевала хотя бы некое подобие достоинства. Теперь все обернулось дешевым фарсом.

Глаза Ипифании широко открылись.

— О, Брайан, — промолвила она. — Это в самом деле ты? Или я сошла с ума и разговариваю с призраком?

— Ручаюсь, что это я. Теперь соберись с силами и объясни почтенным горожанам, что я тебя не убил.

— Каким горожанам?.. О боже! Господин Вернер, со мной все хорошо. Этот господин — мой старый друг. Я неожиданно столкнулась с ним и перепугалась. Мне, право, очень жаль, что я вас разбудила.

Вернер скорчил недовольную гримасу.

— На будущее выбирай другое место и время для своей возни. К тебе… э… Даффи, это тоже относится.

Трактирщик удалился вверх по лестнице, а любопытные постояльцы, на все лады повторяя: «Возня?», разошлись по своим комнатам. Даффи и Ипифания остались сидеть на полу.

— О, Брайан, — промолвила она, кладя голову ему на плечо, — я была уверена, что ты мертв. Говорили, после битвы при Мохаше никого не осталось в живых, кроме турок.

— Вернее, почти никого, — поправил ее ирландец. — Но если ты считала, что я мертв, почему заговорила со мной, входя сюда? Я не собирался тебя пугать. Просто решил, что кто-то успел тебе рассказать о моем появлении.

— Под старость у женщин появляются дурацкие привычки, — робко призналась она. — С прошлого года, как умер Макс, я… когда остаюсь одна… в общем, разговариваю с твоим призраком. Что-то вроде игры. Я в здравом уме, просто пытаюсь как-то разнообразить одиночество. Я и подумать не могла, что ты ответишь.

Растроганный и в то же время довольный, Даффи обнял ее. В памяти всплыли слова старика из его сна в Триесте: «Многое потеряно и еще больше предстоит потерять».

КНИГА ВТОРАЯ

Под отзвуки деяний и речей,

паденья в прах устоев и империй

сменяются века.

Альфред Теннисон

Глава 6

Когда Даффи проснулся, на подушке остались разбросанными обрывки его сна. Ему и раньше случалось видеть неоспоримое свидетельство того, как образы из снов проявляются на дневной свет, и он принялся терпеливо разглаживать простыни, на которых проступали лежащие предметы, пока очертания не рассеялись подобно дыму. Он спустил на пол ноги и устало взъерошил волосы, когда испуганный кот метнулся с постели на подоконник. Что же это за сон, подумал он, от которого остается ерунда вроде нескольких ржавых кольчужных колец и старого кошелька Ипифании?

Пошатнувшись, он со стоном поднялся и попытался сообразить, который час и чем ему предстоит сегодня заняться. К крайнему своему отвращению, он понял, что весь провонял прокисшим пивом. «Господи, — подумал он, — за три недели, что я служу вышибалой у Циммермана, я выпил пива больше, чем трое постоянных посетителей, даже четверо, если считать, что я пролил на себя». Натянув штаны и рубаху, он отправился взглянуть, где бы вымыться.

Внизу со скрипом отворилась кухонная дверь, и в комнату прислуги вразвалку вошел трактирщик. Башмаки с тупыми носами значительно постукивали по каменному полу. Он принарядился и в широкой накидке бургундского бархата на голубой шелковой подкладке казался почти квадратным.

Анна высунулась из кухни.

— Ну, Вернер, и где ты пропадал всю ночь?

Вернер приподнял бровь.

— Всяко бывает, — небрежно ответил он. — Гостил у Иоганна Кречмера. Ты поди никогда о нем и не слыхала?

Анна задумалась.

— Это не сапожник с Грайхенгассе?

Трактирщик возвел глаза к потолку.

— Другой Кречмер, тупица. Знаменитый поэт.

— Угу. Боюсь, со знаменитыми поэтами я не знаюсь.

— Ясное дело. Он издает книги, и сам король Карл пожаловал его своей милостью.

Вернер присел на корзину.