Черные яйца - [80]

Девчушку передернуло – вероятно, от волнения, она быстро посмотрела по сторонам – товарки, стоящие в очереди за пивом и тихонько щебетавшие о чем-то своем, девичьем и потаенном, как по команде замолчали и пялились на бедную избранницу во все глаза.

– Ну, слушай, давай шевелись! – крикнул Леков. – У нас времени нет.

Кудрявцев усмехнулся и посмотрел на артиста. Тот с отсутствующим видом пил пиво маленькими глоточками, сосредоточенно, с серьезным лицом, словно по предписанию врача употреблял целебную микстуру.

Поклонница Отрадного, снова впав в транс, медленно двинулась к столику, за которым сидел ее кумир, опустивший в стакан известный всей стране длинный нос со съехавшими на самый его кончик не менее известными, являющимися неотъемлемой частью имиджа артиста, затемненными очками.

– Тебя как зовут-то? – спросил Леков, когда девчушка остановилась у их столика, глядя прямо перед собой и всеми силами стараясь сделать так, чтобы взгляд ее не упал на артиста, который, впрочем, кажется, не обращал на нее ни малейшего внимания. Несколько комсомольцев в черных пиджаках, взяв пиво без очереди, устроились за соседним столиком и навострили уши.

– Наташа, – гордо ответила девчушка.

– Лет сколько? – с интонацией опытного следователя спросил Леков. На лбах некоторых из компании сидящих за соседним столиком комсомольцев выступил пот.

– Двадцать.

– Сколько-о?!

– Ну, двадцать.

– Ага. Ты хорошо сохранилась, маленькая. Поехали тогда.

– Куда?

– А в гости. Поедешь?

– Куда?

– В хорошее место. Не бойся, Наталья. Не обидим. – Леков хмыкнул. – И Сергей едет.

Отрадный еще глубже погрузил свой нос в стакан.

– Да? Я не знаю... А где это?

– В центре, – сказал Кудрявцев. – Поехали, господа. Решили так решили. Я тоже выпить хочу. А за рулем, знаете ли...

* * *

– Ты же всегда пьяный ездил, – сказал Леков, когда «Волга» Кудрявцева выехала на Кутузовский проспект. Он сидел рядом с Романом, на заднем сиденье съежилась девочка Наташка, а возле нее замер Отрадный, молча пялившийся в зеркало над водительским сиденьем.

– Ездил. На других машинах, – усмехнулся Кудрявцев. – Я ведь всю жизнь на отечественных марках езжу. Это у меня от папы. Если машину довести до ума, то вполне можно по городу рассекать. И меньше шансов, что угонят. Или разденут... Я же кадиллак привез из Штатов – две недели простоял. Все.

– Угнали? – осипшим голосом спросил Отрадный.

– Ну да. Теперь где-нибудь в Грузии мой кадди живет. Или в Эмиратах. Так что, думаю – ну его в задницу, хорошие машины. Гаража у меня нет, охраны нет... А «Волгу» мне тоже папа посоветовал взять. Если над ней поработать – ничего, ездить можно. Одна только проблема.

– Что такое? – спросил Отрадный. Ему явно было не по себе.

– Да, понимаешь, Сережа, номенклатурная машина.

– В каком смысле? – спросил Отрадный, а Леков понимающе кивнул и хмыкнул.

– Точно, – сказал он. – Это ты верно подметил. Официоз, мать его.

– Да, Вася, официоз. Замучил меня этот официоз.

– Чем же? – снова включился Отрадный.

– Я же с детства за рулем, – с удовольствием, которое звучало в его голосе всегда, стоило только ему выйти на автомобильную тему, ответил Кудрявцев. – Я машины очень люблю. Я их понимаю. И я всегда с машиной общаюсь, как с живым существом.

– Ну это уж, пожалуй, слишком, – бросил Леков.

– Нет, ничего подобного. Ты, вот, с гитарой... И ты, Сережа – вы, музыканты, вы с инструментом ведь тоже общаетесь, как с другом? Да?

– Ну, это другое, – начал было Отрадный, а Леков криво усмехнулся и промолчал.

– Да нет, я думаю, то же самое. Кому что. У вас – гитары, у меня – машины. С ними общаться нужно, любить их. Тогда и они не подведут. Я, знаете, парни, на каких развалюхах иногда ездил? И денег не было ни хрена. Так вот, едешь на гробике таком, все трясется, зараза...

Девушка Наташа на заднем сиденье вздрогнула и съежилась еще больше. Кудрявцев заметил ее реакцию на мат, усмехнулся и продолжил:

– Ну да. Сволочь такая, трясется все, громыхает, чувствую, сейчас встану. Я ей и говорю – милая! Потерпи, пожалуйста, чуть-чуть еще, потерпи, доедем, я тебя подлечу, я тебя поправлю, помою, почищу, мастера хорошего позову, доктора твоего... Он тебя на колеса поставит... Иной раз даже скажешь – «на ноги». Так-то вот.

– И что же? – спросил Отрадный.

– Доезжал до места. Всегда. Доедешь, встанешь – и все. Кранты. Уже машинка не заведется, пока обещание свое не выполнишь. Пока мастеру не покажешь, пока не подлечишь, не помоешь... А вы говорите...

– Рома, а что ты там про «Волгу»-то начал? – спросил Леков.

– Ах, ну да. В общем, действительно, всю жизнь я пьяный ездил. Ну, не то чтобы слишком, а так, ну, ты знаешь, Василий... Я же за обедом всегда рюмку-другую выпиваю. И ничего. Привык. Без проблем. А с «Волгой» – такая история... Я же говорю – номенклатурная машина. Не везет она пьяного. Не хочет. Отторгает. Садишься за руль – не принимает тебя машина. Не верит тебе. Такое в ней поле... Мощное.

– Да уж, – важно кивнул Леков. – Понимаю.

– Советское поле, – заметил Отрадный. – Совковое.

– Нет. – Леков повернулся к артисту и невзначай рыгнул в сторону девушки Наташи, отчего та еще сильнее уменьшилась в размерах и почти потерялась рядом с огромным гитарным кейсом Отрадного. – Нет, – сказал Леков, – не совковое в ней поле. – Он глубоко втянул воздух, демонстративно поводя носом, словно обнюхивая салон машины. – Не совковое, нет. Но – имперское. Уважаю.