Черные врата - [19]

Короткая и яркая вспышка высвечивает стальной нагрудник. Оскаленную морду коня. (Коня ли? С этакими зубами… ) Но черный силуэт копьеносца лишь дергается в седле от выстрела. Сначала всадник натягивает уздечку, судорожно, а затем дает коню шпоры, направляя свое чудовище на Кудесника. Что же это… неужто Книга обманывает? Неужели заговоренные серебряные пули для них безвредны?!

В это мгновение Кудесник ясно вдруг слышит голос. Учителя. Как будто б он стоит сейчас рядом с ним, справа, чуть позади.

– Не так! Ведь я же говорил тебе: В СЕРДЦЕ.

Кудесник больше не целится.

По крайней мере, не целится его глаз. Все стало вокруг иным. Секунды остановились, почти что, и самая рука Кудесника, что с оружием… да, его рука видит сердце приближающегося всадника! И словно бы она сама собою выравнивает и направляет, как следует, револьвер.

И палец нажимает курок.

Холодная огневая вспышка застыла, словно бы. Так медленно она родилась и меркнет. По крайней мере, так именно воспринимает сейчас все это сознание Кудесника. Он чувствует полет пули. Серебряный продолговатый сгусток огня летит… перебивает кожаную уздечку… проходит красной искрою вскинутую шею коня насквозь и проламывает пластину лат… и вламывается в сердце.

В холодное и пустое. В остановившееся давно – очень, очень давно… И древняя стоячая пустота, дремучая, восприняв летящее серебро, – вдруг превращается в клубок пламени!

Белесо-синий огонь вырастает перед Кудесником. Гораздо более яркий, пронизывающий, чем свет от взрыва гранаты. Кудесника ударяют по куртке и по лицу какие-то летящие клочья. Левое его плечо взрезал, по-видимому, осколок лат. Ошметки плоти врага, истлевшие во мгновение, разлетаются, напоминая Кудеснику стаю вспугнутых летучих мышей. – А… есть!! – вскрикивает Кудесник, бессмысленно потрясая револьвером и вскидывая лицо к небу. – ОНИ УЯЗВИМЫ! Вот!.. Ты видела? Ты ведь еще здесь… я отомстил за тебя!

Он слишком засмотрелся на небо, ясное и полное звезд. Хотя приходится на все это «слишком» едва секунда. Кудесник замечает краем глаза какую-то стремительно плывущую с неба тень. Тяжелый аргамак следующего всадника поднят перед ним на дыбы и храпит, лязгая своею бронею. И – рушится на него.

Кудесник начинает поворачиваться, чтоб выстрелить. Хотя и хорошо понимает, что едва ли успеет.

Одно из черных и взброшенных высоко над его головой копыт, падая, пробивает Кудеснику грудную клетку насквозь. Легко, как если бы оно было – снаряд, брошенный из орудия. Изломанное и отброшенное ударами тело катится, упав на бок. И в следующее мгновение распластывается плашмя и лежит, подергиваясь мертво, – под бесконечною чередой несущимися вперед всадниками.

«Они уязвимы!»

Игумен слышит этот возглас Кудесника, исполненный торжества.

И черный водоворот отчаяния, круживший непрестанно не отпуская душу, – вдруг останавливается. Как если бы во мгновенье спала какая-то пелена. Довольно!

Игумен медленно достает из под мантии напрестольный крест. И поднимает его высоко в руке. Выпрямившись, он делает шаг навстречу мчащейся на него конной лаве.

И его голос, сильный и молодой, окрепший при совершении бесчисленных служб и проповедей под сводами гулких нефов, перекрывает грохот, который стоит в каньоне:

– Именем Иисуса Христа! Зло – уйди в землю! [20]

И в следующий миг словно молниевый поток падает с безоблачного звездного неба.

И обрывается вдруг рокот копыт. Не понятно, что именно произошло, а просто не остается вдруг ничего движущегося в каньоне. Ущелие зияет пред Игуменом, широкое и пустое, и высвеченное огнем небесным до последнего камушка… И даже белесая туманная пелена, скрывающая Врата, отступила, кажется, подвинулась куда-то вдаль и как будто сжалась.

Медленно померкает сияние, расточившее без следа всадников. И тьма перед глазами Игумена. И тишина гремит у него в ушах, и только через какое-то время начинает он снова различать в небе звезды.

Игумен опускает свой крест. Подносит его к устам задрожавшей сильно рукой. Целует. И опускается на колени.

– Слава Тебе, мой Бог, что сотворил Ты чудо сие!

Игумен чувствует себя в руке Божией, и ему спокойно. Точнее, старец ощущает себя мечом в руке Божией, [21] опущенным сейчас после взмаха. И еще вот – он чувствует нерасторжимое единство со своими друзьями. Со старыми друзьями. Они все трое – это единый Дух. Несмотря на то, что пали вот Майор и Кудесник только что на глазах Игумена. Ибо нерасторжимы у меча гарда, рукоять и клинок.

Игумен понимает вдруг абсолютно ясно, почему они трое были посланы сюда Богом.

Он раньше не особенно задумывался об этом. Лишь ощущал Божью правду, и этого уже было ему довольно. А вскользь он рассуждал так: ведь если удастся хоть сколько-нибудь задержать пришествие в сей мир Зверя – больше людей успеет совершить покаяние, спасти душу. Конечно, и это тоже,  – ощущает теперь Игумен. – Да только и еще кое-что… Было д о лжно, чтобы нанесен был удар немедленно по Врагу при самых Вратах его! Ведь поругаем Бог не бывает! И наш поход, и заступление пути силе, являющейся из Преисподней – это Его ответ. И в этом же состоит разумение, честь и правда стоящих в Боге.