Черные вороны - [4]
Во втором антракте Климов извинился перед Ириной и пошел в уборную, попросив ее сидеть на месте, чтобы они не потеряли друг друга.
В это время Ладыга стоял внизу, в гардеробе. Дождавшись второго антракта, он, не торопясь, вышел на улицу. У входа прохаживалась Мещанинова в своей потертой беличьей шубе. Народу вокруг почти не было. Люди, хотевшие продать или купить билет, уже разошлись, извозчики еще не съехались. Мещанинова скинула шубу на руки Ладыге и проскользнула внутрь театра. Климов уже спускался в гардероб. Вдвоем они подошли к гардеробщику. Климов небрежно отдал номерок и двадцать копеек чаевых. Гардеробщик любезно подал Мещаниновой каракулевую шубу, а Климову его модное пальто, напоминавшее по форме этрусскую вазу. Дальше все было совсем просто. Они вышли, сели вместе с Ладыгой на извозчика, доехали до Невского, извозчика отпустили и дошли пешком до дома Мещаниновой. Скорняк, знакомый ее отца, дал за пальто хоть не тысячу двести, но тысячу сто. Это все равно было неплохо.
А Ирина тем временем волновалась, поджидая своего кавалера. Ничего не видя и не слыша просидела весь третий акт. Потом прошла в администрацию и вместе с администратором простояла у выхода, пока вся публика не разошлась, потом ей дали салоп из костюмерной, и они с администратором отправились в уголовный розыск.
Дежурившему в этот вечер Васильеву пришлось выслушать прерываемый всхлипываниями рассказ маникюрши из парикмахерской ТЭЖЭ о том, как она три года копила деньги на каракулевый сак. А когда, наконец, купила его за полторы тысячи рублей, пальто украл какой-то молодой человек, с которым она только сегодня познакомилась. Он назвался студентом Политехнического института и вероятно не чужд искусству, потому что рассказывал ей много случаев из жизни артистов.
Васильев вынужден был объяснить Ирине, что шансы вернуть каракулевый сак невелики.
— Сами виноваты, — сказал он. — Как же так: впервые видите человека и отдаете ему номерок. Мы, конечно, объявим по комиссионным и проследим, но особенно не надейтесь. Шубу могут продать скорняку, а скорняк так переделает, что и не узнаешь. Будете гулять по Невскому, посматривайте, может встретите своего кавалера.
— Такой интеллигентный! — всхлипнула еще раз Ирина и, оставив свой адрес, ушла.
Конечно, никто в комиссионку украденный сак не принес. И как постовые, стоявшие у театров, ни всматривались отныне, они не увидели ни одной женщины, которая сняла бы пальто у входа и вошла в театр раздетая. Тем не менее, недели через три в Александрийском театре подобным же способом украли котиковое манто. Его обладательница накануне познакомилась на Невском с молодым человеком с усиками, совершенно не похожим на того вора, которого описала Ирина. Он тоже был хорошо одет и показался девушке очень интеллигентным. Он повел ее к «Де Гурмо», где они выпили кофе с пирожным. Девушка, единственная дочь владельца парфюмерного магазина, оказалась не очень строгой к интеллигентному молодому человеку, который так мило болтал с ней в кафе. Он предложил ей пойти на следующий день в Александринку, на пьесу Луначарского «Яд», и она с удовольствием согласилась. Об этой пьесе много говорили: все хвалили Вольф-Израэль, игравшую разложившуюся дочку наркома.
На следующий день Ладыга зашел к новой своей знакомой домой, произвел прекрасное впечатление на родителей, и увел пальто, не дожидаясь второго антракта, так что потерпевшая не успела даже насладиться его обществом. На этот раз в гардеробе, очень далеко от того места, где висело роскошное котиковое манто, осталось не востребованным дешевое, сильно поношенное пальтишко, которое на толкучке можно было купить рублей за десять-пятнадцать.
Может быть, эти случаи никак не связаны между собой? Ведь кавалеры — если верить пострадавшим девушкам — совершенно не похожи друг на друга. Но еще через неделю в Михайловском театре таким же точно способом снова украли каракулевый сак.
Теперь ленинградская милиция была поставлена на ноги. Наряды у театров были усилены, гардеробщики предупреждены, велено было до конца спектакля не выдавать никому пальто, не проверив, что за люди и почему уходят раньше времени. При следующей попытке преступники обязательно были бы задержаны. Васильев каждый вечер ждал их к себе. Но никого не приводили. Прошел месяц, другой. Стаял снег, наступила весна, меховые шубы были пересыпаны нафталином и спрятаны в укромные места. Девушки начали носить драповые пальто, потом летние, потом стали ходить в одних платьях, а в городе не совершалось ни одного преступления, которое хоть чем-нибудь напоминало бы нераскрытые кражи.
Зато уже через три дня после похищения шубы в Михайловском театре на одной из глухих улиц Новой деревни был обнаружен труп с пулевой раной в затылке. По документам установили, что убитый работал слесарем на заводе, а по вечерам прирабатывал, водя частную машину.
Частных машин тогда было много, и все заграничные. В России, на московском заводе АМО, только налаживали выпуск первых полуторатонных грузовичков. По улицам Ленинграда ездили и форды, и рэно, и фиаты, и странные помеси, собранные из нескольких машин. Чтобы создать такого ублюдка, ведущего родословную от пяти-шести автомобильных фирм, нужна была частная инициатива. Только частник будет лазить по свалкам и толкаться по рынкам, находя и покупая по дешевке выброшенные, никуда не годные части. Только частник будет подбирать эти отбросы, подгонять их друг к другу, скоблить, подпиливать, чистить наждаком, штопать сиденье и обивку и добиваться, наконец, чтобы машина тронулась с места. Руководящие работники государственного аппарата ездили в то время на лошадке, впряженной в качающуюся на рессорах пролетку, или — это уж самое большое начальство — на импортных машинах. Зато разгульные молодые люди считали высшим шиком усадить своих дам в лимузины, собранные из старой рухляди, и повезти их кататься по городу, заплатив пятерку за час катания. Клиенты попадались и днем, и ночью, и хозяин за адский труд, который он вложил в машину, хотел получить как можно больше денег. Поэтому днем он водил автомобиль сам, а на ночь нанимал шофера. И вот молодой слесарь, человек хороший, трудолюбивый, решил наняться к такому «капиталисту», чтоб подработать, купить мебель и повезти молодую жену на юг, посмотреть, что за штуки такие магнолия и олеандр.
