Черные вороны - [6]
Торговец охотничьим оружием считался среди этого отребья почтенным коммерсантом. У него был настоящий порох и настоящие пули, а иногда даже действительно хорошие охотничьи ружья, привезенные когда-то из Бельгии. Он не лебезил перед посетителями рынка и не всучивал за бельгийское ружье старую поломанную тулку. Покупатели к нему подходили не часто, и он спокойно, не суетясь, показывал им ружья, объяснял их достоинства, не скрывал и их недостатки. Чуть поодаль от его лотка целые дни терся какой-то оборванец, ничего как будто не продававший. Изредка к продавцу оружия подходил покупатель и, делая вид, что осматривает ружье, негромко шептал несколько невнятных слов. Тогда продавец окликал загадочного оборванца и кивал на пришельца. Покупатель и оборванец уходили в дальний конец рынка, в угол, куда никто не заглядывал и где можно было — поговорить спокойно. Там они торговались, осматривали тайный товар, и один получал деньги, а другой — купленное. И снова стоял оборванец, глядя равнодушными глазами на кипучую жизнь рынка. И казалось, что он стоит просто так, от нечего делать. Просто любуется, как торгуют другие.
Пошептавшись с Климовым и Ладыгой, торговец ружьями переправил их к этому удивительному оборванцу. Они удалились с ним в невидимый угол, опять пошептались, дали ему деньги и унесли два нагана с пятьюдесятью патронами каждый. В общем шуме и гвалте, среди тысяч крупных и мелких торговых сделок эта, совершенно незаконная, не привлекла ничьего внимания. Двое модно одетых молодых людей вышли из рынка, пешком прошли по Садовой и Невскому до кондитерской «Де Гурмо» и, подсев к столику, за которым их ждали Михайлова и Мещанинова, заказали себе по чашке какао и пирожному со взбитыми сливками.
— Все в порядке? — спросила Мещанинова.
— От капитала осталась половина, — ответил Климов. — Зато можно приступать к приобретению автомобиля. Надо только найти шофера без предрассудков. У меня есть один на примете. Правда, пьяница и бездельник, но если его держать в руках, то пригодится.
Шофер Пермяков работал когда-то в той же литографии, из которой только недавно уволился Климов. Так как Пермяков был каждый день пьян, а через день очень пьян, и так как после целого ряда мелких аварий он, наконец, ухитрился разбить вдребезги единственный, принадлежавший литографии, автомобиль, его не только уволили, — это бы еще полбеды, — но и передали в прокуратуру дело о привлечении его к уголовной ответственности. Пермяков понял, что теперь самое время менять местожительство и, отказавшись от тихих радостей жизни в пригороде, переехал в Ленинград. Здесь он встретил на Невском Климова. Тот дал ему в долг пятнадцать рублей и помог найти недорогую комнату на Выборгской стороне, в Нейшлотском переулке. Теперь, когда Черные вороны приобрели оружие и могли приступить к дальнейшим операциям, Климов отправился по этому адресу и долго ждал Пермякова, который пока что, конечно, не удосужился отдать пятнадцать рублей. Климову повезло: Пермяков, ввиду отсутствия работы, а значит, и средств, вернулся в полпьяна, то есть в том состоянии, когда он еще мог, в общем, соображать, что ему говорят.
— Есть работа, — сказал Климов.
— Я готов, — бодро ответил Пермяков, слегка, впрочем, покачиваясь.
После длительной беседы у него в закутке Пермяков согласился быть шофером Черных воронов, получая по десять рублей в сутки в тех случаях, когда Вороны его приглашали. Он обязался не пить в эти дни или пить умеренно, ничему не удивляться и не задавать никаких вопросов.
V
т Нейшлотского переулка до центра расстояние не маленькое. Деньги на извозчика у Климова были, однако он пошел пешком. Ему надо было подумать.
Интересно все-таки получилось. Жил рабочий парень. Работал. Ходил на танцульки. Одалживал до получки, чтоб купить пару туфель. И вдруг оказалось, что и одалживать не надо, и получки ждать не надо, да и работать вовсе необязательно.
Далеко же он ушел от пригородных парней, своих товарищей по работе! Вот они, бывшие его товарищи, склонились над литографскими камнями и тщательно проверяют, точно ли лег на камень рисунок. Кончится рабочий день и, надев просаленные пиджачки, пойдут они по домам, чтобы пить чай, нянчить детей или читать газету.
Нет, Климов уже не может так жить. Он даже не подумал об этом, он это почувствовал. Огромные, казалось ему, страсти кипели в нем, и огромные, на его взгляд, силы ощущал он в себе.
Опять выплыла мысль о том, что надо будет завтра же сказать остальным Черным воронам. Он уже все предвидел и на все решился. Что-то скажут его друзья? Шоферу Пермякову они добавят к десятке трешник, и он будет молчать. Мещанинова, эта гиена в юбке, небось, будет даже довольна. Ладыга? Черт его знает, что такое Ладыга. Еще испугается, побежит доносить.
Михайлова, пожалуй, на убийство не пойдет. Но ей и не надо идти. А молчать и получать деньги ее Ладыга уговорит. Если, конечно, сам не струсит.
Климов подумал, что они справятся и вдвоем с Ладыгой. Фу ты, черт! Жалко шофера? Но он не знает, кто такой этот шофер. Может быть, он окажется бандитом, скверным, злым человеком.
