Черные воды Васюгана - [7]
Для нашего местного населения немецкий язык — как диалект — до роковых сороковых годов был связующей нитью, которая, несмотря на этнические трения, объединяла, связывала разные национальности. Своеобразие, которым обладал немецкий язык в Буковине, делало его уникальным немецким языковым островом. Он затонул, как Атлантида.
Это было, если мне не изменяет память, в мае 1940 года, когда Эрнстл[18] пришел ко мне. «Розл[19] приглашает тебя на вечер, в 7 часов, — сказал он и добавил, увидев мою нерешительность. — Без шуток. Придут...» Он перечислил. На лестнице он еще раз повернулся и крикнул мне: «Это будет прекрасный вечер!»
Мы сидели вокруг длинного стола: Розл, Яша[20], Анни[21], Эди, Дита, Юлко[22], Эрнстл… В граненых стаканах красным поблескивало мускатное вино. Юноши вели себя активно, девушки время от времени тонкими пальчиками отправляли кусочки торта в рот. Эди был в ударе, и мы бесконечно смеялись над его неподражаемыми историями. Около десяти вечеринка была в разгаре: мы перебивали друг друга, Яша стучал по клавишам рояля, девчонки визжали. Мы так и не выяснили, кто опрокинул бокал вина. «Пятен не оставлять!» — крикнул Эрнст, задорно смеясь, когда красная струйка побежала по скатерти.
Было жарко. Юлко распахнул окно, и в комнату ворвался прохладный, влажный после короткого дождя ночной воздух. Несколько разноцветных свечек, которые украшали наш стол, потухли от порыва ветра. Девочки вздрогнули. Они были красивы как никогда, у них в глазах отражались темнота и обещание.
Немного подвыпивший Эди прорычал: «Я хочу быть похоронен на Кавказе!» Провидение вняло его словам, вот только компас сломался, и могила его оказалась на востоке дальше, чем он того хотел, и значительно северней. Но об этом потом.
Кто-то загорланил:
Это был действительно прекрасный вечер.
Между тем судьба шла за нами тяжелыми шагами. Но мы их не слышали.
Подул легкий ветер, ставни заскрипели. Угрюмо и прозаично спустилась сибирская летняя ночь, исчезли все очертания и мерцания теней. В домах позади огорода засветились окна, диссонансом заскрипел громкоговоритель, и беспощадно жестокая реальность опять встала передо мной. Ее имя — ссылка.
УЛУЧШЕНИЕ МИРА В ДЕЙСТВИИ
Пускай же мир, который я не знаю,
Мне скажет, что произошло…
Шекспир
Агрессивная внешняя политика Гитлера в 30-е годы привела к значительной эскалации напряжения между Западной Европой и Третьим Рейхом. Попытки английского премьера Чемберлена спасти мир через политику постоянных уступок растущим аппетитам немецкой власти провалились, и чувствовалась неизбежность начала войны. Мы, жители Черновица, обеспокоенные происходящим, тем не менее вопреки всему имели смутное убеждение, что возможный военный конфликт вряд ли перекинется на Балканы. И в этом мы как буковинцы, с истинным венским легкомыслием и венской кровью, оставив все на Божий промысел, жили и любили, ссорились и снова мирились — совсем как в словах Мефисто: «Людишки не чувствуют черта, когда он держит их за горло». А черт явился на самом деле. Он пришел бойким военным шагом, тысячекратно размноженный, в образе красноармейца.
Опишем 1940 год; в Европе бушевала Вторая мировая война. Польша подверглась нападению еще в сентябре 39 года, и когда раздробленные польские части отчаянно отбивались от немецкого вторжения, славная Красная армия ударила в спину славянским братьям[23]. Finis Poloniae[24]. Вот содрогнулась Франция, ведь со своей осторожностью и моралью в политике она не была готова к войне и просто скатилась под немецкий панцирь. Однако звезды благоволили, и настал час, когда Советы пришли освобождать Бессарабию[25]. Между делом отняли у Румынии Северную Буковину[26] — советский министр внешней политики Молотов, оправдывая эту аннексию, цинично назвал ее «компенсацией за эксплуатацию Бессарабии с момента отделения (1918) этой области от России». И вот мой родной город, прежний австро-венгерский Черновиц, который румыны переименовали в «Чернаути», 28 июня 1940 года, в конце концов, стал советскими «Черновицами».
У населения было три дня, чтобы принять решение: остаться или уехать в Румынию. Евреям, большинству жителей Черновица, было трудно сделать выбор: в Румынию идти было рискованно — там официально царил ничем не прикрытый антисемитизм, и каждый еврей воспринимался как замаскированный коммунист; к тому же весь транспорт, в том числе и поезда, был перегружен отступающими румынскими войсками и спасающейся бегством румынской элитой. О Советах, напротив, ничего не знали, потому что пограничная река Днестр плотно отгораживала Румынию от любой достоверной информации, и только слухи о какой-то загадочной стране свободы и равенства ходили по городу. Описанные в листовке кузистов «Дробленый камень» — смелое название напоминало марктвеновское «Журналистика в Теннесси» — известия о зверствах большевиков достигали скорее противоположной цели: явно из пальца высосанные репортажи воспринимались со скептической улыбкой. Если бы мы только могли себе представить! Действительность оказалась в тысячу раз мрачнее, чем наивно-неуклюжие пропагандистские сказки.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Мне некого было винить, кроме себя самой. Я воровала, лгала, нарушала закон, гналась за кайфом, употребляла наркотики и гробила свою жизнь. Это я была виновата в том, что все мосты сожжены и мне не к кому обратиться. Я ненавидела себя и то, чем стала, – но не могла остановиться. Не знала, как». Можно ли избавиться от наркотической зависимости? Тиффани Дженкинс утверждает, что да! Десять лет ее жизнь шла под откос, и все, о чем она могла думать, – это то, где достать очередную дозу таблеток. Ради этого она обманывала своего парня-полицейского и заключала аморальные сделки с наркоторговцами.
Книга посвящена выдающемуся политическому, государственному и военному деятелю Казахстана — Кенесары Касымову. Восстание, поднятое Кенесары, охватило почти весь Казахстан и длилось десять лет — с 1837 по 1847 год. Идеологические догмы прошлого наложили запрет на историческую правду об этом восстании и его вожде. Однако сегодня с полным основанием можно сказать, что идеи, талант и бесстрашие Кенесары Касымова снискали огромное уважение казахского народа и остались в его исторической памяти как одна из лучших страниц национально-освободительной борьбы казахов в XIX веке.
Сборник посвящён раннему периоду творческого пути Романа Осиповича Якобсона (1896–1982), его связям с русским литературным и художественным авангардом 1910-х годов. Большую часть книги составляют воспоминания о В. Маяковском, В. Хлебникове, К. Малевиче, М. Ларионове и др. Здесь же опубликованы письма Якобсона к В. Хлебникову, А. Кручёных, М. Матюшину и Эльзе Каган (Триоде), его статьи о русском и западном авангардном искусстве, а также его собственные поэтические и прозаические опыты этих лет. Воспроизводятся малоизвестные документальные фотографии.https://ruslit.traumlibrary.net.
С самого первого сезона, с января 1990 года, каждая серия «Симпсонов» начинается с шутки, которую не замечают десятки миллионов зрителей за сотни миллионов просмотров. Когда название сериала выплывает из-за облаков, сначала вы видите только первую половину фамилии, «The Simps»; вторая показывается чуть позже. Все еще не понимаете? В английском языке «Simps» означает простаки, туповатые граждане, – как те, которых вы увидите в сериале. Но не расстраивайтесь – это не последняя шутка, которую вы не заметили в «Симпсонах».
Граф Ф. Г. Головкин происходил из знатного рода Головкиных, возвышение которого было связано с Петром I. Благодаря знатному происхождению граф Федор оказался вблизи российского трона, при дворе европейских монархов. На страницах воспоминаний Головкина, написанных на основе дневниковых записей, встает панорама Европы и России рубежа XVII–XIX веков, персонифицированная знаковыми фигурами того времени. Настоящая публикация отличается от первых изданий, поскольку к основному тексту приобщены те фрагменты мемуаров, которые не вошли в предыдущие.