Черные розы - [6]

Шрифт
Интервал

Любовь! Ее не надо искать, за ней не приходится бегать. Она сама находит человека незаметно, властно охватывает его душу и делает все, что ей захочется. Особенно жестока она к тому, кто впервые вкушает ее муки и радости.

Так случилось и с Надиром. Он чувствовал, что встреча с Амаль принесла ему что-то, еще не изведанное, сладкое, волнующее. При мысли о ней у него трепетало сердце. Имя ее звенело в его ушах нежным колокольчиком. Заслышав чьи-то шаги, конюх оборвал разговор и выглянул из конюшни. Это вернулся Саид.

— Горячие лепешки? — обрадовался Дивана, окидывая жадным взглядом хлеб в руках садовника.

Саид кивнул головой. Конюх взял в руки лепешки, и лицо его омрачилось. Они были черствые, твердые, как засохшая глина.

— Вот так всегда! Ни ночью ни днем не имеешь отдыха и покоя! Как осел таскаешь навоз, чистишь лошадей, делаешь кирпичи для разрисованных особняков, бережешь покой гарема, отгоняешь шакалов, чтобы они не выли, а тебя хоть бы раз покормили свежим хлебом!

Надиру было не до еды, и конюх, не найдя сочувствия, мрачно буркнул:

— Эх, парень, не понять тебе нашей жизни! Ты вырос в горах свободным, как птица. Над тобой было только небо аллаха. — Он поднял голову кверху и запричитал: — О аллах, я устал жевать черствый хлеб, а когда его помочишь в чае, он делается таким невкусным!

Саид молча слушал эти стенания. За завтраком, обращаясь к Надиру, он сказал:

— Я доложил о вас хану… Хан-саиб распорядился, чтобы по ночам ты охранял сад, а днем помогал мне.

Конюх лукаво подмигнул Надиру.

— Ты что, недоволен? — спросил Саид, заметив замешательство Надира.

— Как вам будет угодно, — уклончиво, но покорно ответил юноша.

— Ничего не поделаешь, сынок: простого человека кормят его руки. Мать поедет в горы, к отарам. Сейчас там варят брынзу. Она поработает месяца три и вернется.

Отъезд матери Надиру и вовсе пришелся не по душе. Ему не хотелось расставаться с нею. Саид словно угадал его мысли.

— Ты не грудной ребенок, поживешь и без нее. Тебе доверяют винтовку, сын мой, ты должен гордиться этим.

— Да умеет ли он стрелять-то? — язвительно буркнул конюх.

— Может, посостязаемся?.. — добродушно улыбнулся Надир.

Саид покосился на Дивана.

— И что ты за глупое существо, как я посмотрю! Какой же кочевник не умеет стрелять? Каждый одним выстрелом снимает с неба орла. — Допив чай, садовник встал: ему надо было собрать букет цветов для ханум. — Пошли! — кивнул он Надиру.

Они прошли мимо бассейна, по которому величественно скользила пара белых лебедей, а в глубине резвились красные рыбки. Миновали виноградную аллею и вышли к розарию. Надир никогда не видел такого моря огромных живых роз. Впервые видел он и черные розы. Юноша не в силах был оторвать от них глаз. Только теперь раскрылась перед ним вся красота и прелесть цветов!

Кусты черных роз были окружены широким бордюром из белых роз, чтобы к ним никто не посмел подойти даже близко. Азиз-хан дорожил ими, как мать дорожит своим ребенком. Их было всего лишь пять кустов.

Не знал Надир, сколько труда и любви вложил садовник в эти розы и как много он претерпел из-за них…

— Держи! — Саид протянул несколько срезанных бутонов.

Надир осторожно взял цветы.

— Нравятся?

— Очень!

— Будь зорким по ночам, сын мой, чтобы не навлечь гнева хана: он дорожит черными розами.

— Падар! — раздался за спиной Надира тихий голос.

Амаль остановилась почти рядом с ним. В руках у нее поднос под цветы, которые отец собирал для ханского гарема.

Надир опустил голову и всеми силами старался не взглянуть на девушку.

Уложив на поднос срезанные розы, садовник поторопил дочь:

— Неси скорее в женскую половину.

Амаль было восемь лет, когда она лишилась материнской ласки. Саиду советовали взять вторую жену. Но он так любил мать Амаль, что и думать не хотел об этом. После смерти жены все свои чувства, все свое свободное время Саид отдал дочери. Окруженная его вниманием и заботой, дочь росла самостоятельной, гордой и независимой.

Амаль не любила чадры, и ее лицо не знало покрывала. И отец не лишал ее этой свободы. Девушка часами сидела в саду, слушала пение птиц и сама искусно подражала им. В арыках тихо бежала вода. Амаль распускала косы, мыла волосы и подставляла их ветру. Пока он сушил их, девушка переговаривалась с журчащей водой. Часто она убегала в безлюдный уголок в саду, присев на траву, прижимала колени к груди и, опустив на них голову, тихо плача и напевая печальные мелодии, тосковала по матери. Так было не всегда. Амаль — веселая девушка. Она играла на бубне, хорошо танцевала. Но чаще всего пела песни, и такие задушевные, что у слушавших женщин градом катились слезы.

Пение Амаль не прочь был послушать даже сам Азиз-хан. Он часто заставлял ее петь молитвы из корана. И упаси бог, если кто-нибудь осмеливался нарушить этот торжественный час.

У хана появилось дерзкое желание: взять дочь садовника в свой гарем. К тому же за бедную и слепую девушку ему не пришлось бы платить калыма. И пошла бы про него добрая молва, как о благодетеле: вот, мол, наперекор своему положению хан женился на простой, несчастной девушке и осчастливил ее, какой же он святой человек!


Еще от автора Сахиб Джамал
Темнокожий мальчик в поисках счастья

Писатель Сахиб Джамал известен советским читателям как автор романов о зарубежном Востоке: «Черные розы», «Три гвоздики», «Президент», «Он вернулся», «Когда осыпались тюльпаны», «Финики даром не даются». Почти все они посвящены героической борьбе арабских народов за освобождение от колониального гнета. Повести, входящие в этот сборник, во многом автобиографичны. В них автор рассказывает о трудном детстве своего героя, о скитаниях по Индии, Ливану, Сирии, Ирану и Турции. Попав в Москву, он навсегда остается в Советском Союзе. Повести привлекают внимание динамичностью сюжетов и пластичностью образов.


Рекомендуем почитать

Клуб имени Черчилля

Леонид Переплётчик родился на Украине. Работал доцентом в одном из Новосибирских вузов. В США приехал в 1989 году. B Америке опубликовал книги "По обе стороны пролива" (On both sides of the Bering Strait) и "Река забвения" (River of Oblivion). Пишет очерки в газету "Вести" (Израиль). "Клуб имени Черчилля" — это рассказ о трагических событиях, происходивших в Архангельске во время Второй мировой войны. Опубликовано в журнале: Слово\Word 2006, 52.


Укол рапиры

В книгу вошли повести и рассказы о жизни подростков. Автор без излишней назидательности, в остроумной форме рассказывает о взаимоотношениях юношей и девушек друг с другом и со взрослыми, о необходимости воспитания ответственности перед самим собой, чувстве долга, чести, достоинства, любви. Рассказы о военном времени удачно соотносят жизнь нынешних ребят с жизнью их отцов и дедов. Издание рассчитано на массового читателя, тех, кому 14–17 лет.


Бустрофедон

Бустрофедон — это способ письма, при котором одна строчка пишется слева направо, другая — справа налево, потом опять слева направо, и так направление всё время чередуется. Воспоминания главной героини по имени Геля о детстве. Девочка умненькая, пытливая, видит многое, что хотели бы спрятать. По молодости воспринимает все легко, главными воспитателями становятся люди, живущие рядом, в одном дворе. Воспоминания похожи на письмо бустрофедоном, строчки льются плавно, но не понятно для посторонних, или невнимательных читателей.


Живущие в подполье

Роман португальского писателя Фернандо Наморы «Живущие в подполье» относится к произведениям, которые прочитывают, что называется, не переводя дыхания. Книга захватывает с первых же строк. Между тем это не многоплановый роман с калейдоскопом острых коллизий и не детективная повесть, построенная на сложной, запутанной интриге. Роман «Живущие в подполье» привлекает большим гражданским звучанием и вполне может быть отнесен к лучшим произведениям неореалистического направления в португальской литературе.


Невидимки за работой

В книге Огилви много смешного. Советский читатель не раз улыбнется. Автор талантливо владеет мастерством юмора. В его манере чувствуется влияние великой школы английского литературного смеха, влияние Диккенса. Огилви не останавливается перед преувеличением, перед карикатурой, гротеском. Но жизненность и правдивость придают силу и убедительность его насмешке. Он пишет с натуры, в хорошем реалистическом стиле. Существовала ли в действительности такая литературная мануфактура, какую описывает Огилви? Может быть, именно такая и не существовала.