Черные розы - [47]

Биби с волнением вслушивалась в слова Саида. Теплый ветерок беззаботно трепал ее волосы и отгонял сон. Сад дремал, ветви деревьев в темноте плели кружева своих сказок. Амаль проснулась, поднялась с постели и настороженно ловила каждое слово, произносимое во дворе.

— Скажи, отец своей дочери, ты любишь Амаль? — спросила Биби.

— А тебе не стыдно спрашивать меня об этом?.. Разве ты сама не видишь!

— Так вот, и я люблю своего скитальца.

— О бог ты мой! — воскликнул Саид раздраженно.

— А ты не горячись, — ласково посоветовала Биби. — Имей терпение выслушать…

— Хорошо, говори.

— Саид, наши дети Амаль и Надир — это два голубя, застигнутые ураганом. Они бьются крыльями, ищут спасения. Ты это видишь, понимаешь и после этого утверждаешь, что любишь Амаль.

— Как ты смеешь, Биби!..

— Дорогой мой, ее мольба опалила мою душу. Я хожу словно побитая и не могу прийти в себя… А ты…

— А я? — резко перебил ее Саид.

— Ты думаешь, я слепая и не вижу, как ты мучаешься?.. Я все вижу, и мне жаль тебя. Я и Амаль уговаривала пожалеть тебя, не быть с тобой слишком жестокой, помириться.

— Ну вот, видишь! А как она обходится со мной?.. Единственная дочь, в которой вся моя жизнь, перестала со мной разговаривать: «Да, да», «нет», «не знаю» — вот все, что я слышу от нее. Да и люди стали презирать меня. И хожу я по Лагману, как преследуемый всем миром грешник…

— Мой милый, ты сам во всем виноват!

— Да чем же?! — горько воскликнул Саид.

— А тем, что мулла Башир стал твоим лучшим советником на земле, — спокойно ответила Биби. — Ты даже пренебрег нашим законом: если девушка при свидетелях объявила юношу своим женихом, то это считается волей аллаха, и родители теряют власть над нею. Все племя от малого до старого возненавидит юношу, если он откажется стать ее мужем.

— Это мне известно, Биби, хоть я и не афганец.

— Тем хуже для тебя. Другая девушка в тот же день стала бы женою своего избранника, а Амаль считается с тобою, бережет тебя. Она сидит дома и ожидает благословения отца. А ты? Уткнув голову в колени, сидишь и думаешь, как падишах, объявить войну или нет?! А не лучше ли собрать все свое мужество да и разрубить этот страшный узел? Разве ты не замечаешь, как он с каждым днем делается все крепче и затягивается все туже?

Саид вздохнул:

— Биби, меня очень тяготит еще одно обстоятельство…

— Какое? Говори, отец Амаль, я слушаю тебя.

— Я боюсь, Биби, что эта затея с докторами ничего не даст. Они не помогут Амаль… Господь же всевышний пошлет нам еще большую кару… Ведь пути его неисповедимы!

— Не говори так. Господь еще больше накажет тебя, если ты толкнешь свою дочь в постель дряхлого богача… Я верю в удачу сына.

— Ну, а если ничего не выйдет?

— Человек должен всегда рассчитывать на лучшее!.. От печали и грустных мыслей рождается несчастье. Лучше верить хорошему…

— Но ты же видишь, все получается плохо. А если Амаль не прозреет, что тогда? Она станет женою Надира, и сердце его со временем обледенеет, и любовь сменится жалостью. Амаль не вынесет этого, и чаша их счастья разобьется, польются слезы, вздохи, сожаления… Подумала ли ты об этом?

«Может быть, он и на самом деле прав?» — отдалось в груди Биби тупой и горькой болью.

— И не упрекнет ли тебя сын, — продолжал Саид, — что ты, мать, знающая жизнь лучше сына, не удержала его от этого рокового шага?

— Но ведь все существо Надира наполнено любовью к Амаль, — попыталась возразить Биби. — Он никогда не разлюбит ее.

— Эх ты, женщина, женщина!.. До чего ж ты наивна. Ты не знаешь мужчин. Юноша в возрасте Надира из-за любви готов переплыть море.

— Не говорите так, отец! — раздался голос Амаль. — Надир — ангел, посланный мне аллахом! Таким он и останется на всю жизнь.

— Отчего ты не спишь, доченька? — всполошился Саид.

— Скоро усну, отец. Уйду навсегда к моей маме, кончатся мои муки…

— Амаль!.. — Саид бросился в лачугу, обнял дочь, прижал к груди.

Амаль услышала, как бурно колотилось его сердце, и острая жалость пронизала ее. И, желая как-нибудь успокоить его, она заговорила сдержанно и спокойно:

— Отец, ты знаешь, что испокон веков каждый молодой человек выбирает себе одно существо из тысячи. И это существо становится дороже родных и всех сокровищ мира. Чем же виноват Надир, что он полюбил меня, а я вся стремлюсь к нему? Зачем же ты решаешься взять на себя великий грех — лишить нас радости жизни? Но что бы там ни случилось с нами, знай: мы все равно не оставим друг друга. Надир мой, а я его!

Биби стояла в стороне, смотрела на Амаль глазами, полными слез, и ждала ответа Саида.

— Доченька, моя милая, — заговорил он с трудом после продолжительного молчания. — Я верю тебе, но и ты должна поверить сердцу отца. Хочу, чтобы ты нашла свое счастье и лицо твое не покрылось бы преждевременными морщинами от нищеты, голода и слез. Умоляю тебя: дай мне еще два-три дня на раздумье. Пусть и мать Надира подумает о сыне…

Биби молча поднялась, вышла во двор, постелила постель Саиду.

— Отец своей дочери, тебе следует хоть немного поспать. Сколько уже ночей проводишь без сна…

Саид оторвался от Амаль, вышел из лачуги и, не раздеваясь, растянулся на одеяле, заменявшем ему и матрац. Мысли о судьбе дочери, словно злые мухи, не давали ему заснуть.