Черные рейдеры - [29]

Филатов не мог и предположить, что изолятор временного содержания на Петровке станет лишь временным пристанищем, а надежды на то, что он выйдет оттуда через день, максимум два, – не оправдались. Протоколы Филатов не подписывал, а ходатайство об освобождении его из-под стражи, составленные вместе с Павлом, пока не дали никакого результата. С тюремным бытом он уже свыкся, и известие о том, что его переводят в Бутырку, он воспринял спокойно, хотя и с некоторой тревогой о потерянном времени, а также из-за опасений за судьбу тех, кто остался там, по другую сторону колючей проволоки. Он был кинут на бездействие при всех своих силах, энергии, воле и накопленных знаниях! Правда, он знал, что его не оставят. А Светлов наверняка уже его ищет.

Если изолятор временного содержания на Петровке и был первой дверью в жизнь заключенных, то Бутырка, несомненно, была настоящей тюрьмой, где некоторые заключенные сидят по нескольку лет, ожидая рассмотрения своих дел. Филатова удивляло, что условия пребывания в тюрьме «суточников» оказались значительно хуже, чем у подследственных, проходящих по уголовным делам. Грабители, насильники, вымогатели и убийцы содержатся намного лучше, чем обычные пьяницы и дебоширы.

Юрист Павел, новый приятель Филатова, с которым водитель «Фармацеи» познакомился в Петрах, объяснил это тем, что права административно арестованных (на срок от 1 до 15 суток) сегодня не прописаны ни в одном федеральном законе. Казалось бы, если человека задерживают по подозрению в преступлении (хотя бы на трое суток), то условия его пребывания под арестом четко прописаны в законе. Подозреваемому должны предоставить спальное место, выдать постельные принадлежности, выводить на прогулку и т.д. Однако ничего этого не было. Ведь, в отличие от других подследственных, аналогичного закона, касающегося «суточников», пока не существует. Есть, правда, некое постановление правительства, но оно расплывчато по содержанию. Человек, допустим, получил 10 или 15 суток, а какие у него права и обязанности – не ясно. Практически все определяется ведомственными инструкциями. Вот и творят стражи правопорядка с «суточниками» все, что захотят – на прогулку не выводят, забывают дать пайку или передачу с воли, а тем, у кого параши в камере нет, тем еще труднее – попробуй, допросись! А будешь сильно буйным, пройдутся по твоим почкам так, что когда перестанут издеваться, еще и спасибо скажешь.

Пока нет закона – нет и порядка. Филатов вспомнил, что когда его доставили на Петровку, то оказалось, что в камере не хватает матрасов. О постельном белье, одеяле и подушке речь не шла... Свет не гасили всю ночь, а холодрыга была такая, что приходилось активно заниматься физическими упражнениями, чтобы хоть как-то согреться. На прогулку «суточников» не выводили, кормежку можно охарактеризовать одним словом – помои. В душе, само собой, полотенца не выдавали – все средства личной гигиены ограничивались маленьким кусочком хозяйственного мыла...

В «хатах», как заключенные называли камеры, было душно, а по ночам холодно, но зато начальство могло заставить работать по 10–12 часов в сутки: таскать мебель, красить. Без выходных и оплаты. По сути – рабский труд на благо милицейского ведомства. За пять дней пребывания в главном московском ИВС Филатов отработал более 10 часов. Многим посидельцам такая работа была в радость – выйти на свежий воздух – чем плохо.

В Бутырке ситуация была иной. По словам юриста Павла, те же подозреваемые, как выяснилось, обязаны бесплатно отработать только 2 (!) часа в месяц, остальной труд – строго за деньги. И попробуй не выдать им матрасы и одеяла! Засыплют жалобами все инстанции. Это несравнимо с «суточниками», которые, по сути, находятся в положении бесправных рабов. Это очень выгодно милицейскому начальству: бесплатная рабсила всегда пригодится. Но невыгодно гражданам. По словам того же Павла, ежегодно административному аресту подвергается несколько сот тысяч человек, и все они попадают в полную зависимость от местного милицейского начальства. Отсюда «ментовский» произвол и вседозволенность.

Кто знаком с законодательством, знает, что на три дня попасть может туда абсолютно любой. Через три дня его выпустят, так и не предъявив обвинения.

В камере с Филатовым сидел молодой программист, который попал туда по обвинению в мошенничестве с кредитными карточками, хотя по роду своей деятельности не мог иметь к ним никакого отношения. Зато бедный очкарик, попавший за решетку, все три дня был озабочен исключительно одним – выйдет ли он оттуда? Работа, зарплата и прочая мелочь его уже не интересовали.

Ни Филатов, ни другие сокамерники не могли повлиять на него – человек был задушен страхом и желанием поскорее выбраться отсюда. И, естественно, давал показания, где в протоколах писалось «в качестве подозреваемого», но через три дня (плюс еще 7 под подпиской о невыезде) он станет свидетелем, но это будет потом, а пока он вообще об этом не знает, да и не надо ему ничего! Он-то считает себя маленькой пешкой за скромную зарплату, зачем ему страдать за чей-то интерес?