Черные мечи - [25]

Да и голос у ветра такой же монотонный. Скоро перестаешь его слышать, особенно когда он сливается с шелестом дождя. Этот общий гул пастухи Громбеларда называют "пением гор". Так повелось, что тянется эта заунывная песня многие года, века и, как повелела Шернь, до скончания дней.

Сколько ни ходи по этим горам, радушия не встретишь. Тяжелые Горы негостеприимны, а люди да коты — здесь чужаки, пришлые из другого мира. Здесь царствуют иные существа из Разумных. Разве что стервятники чувствуют себя между скалами и рваными тучами как дома. Перевалы, вершины, утесы все их собственность, однако самих стервятников слишком мало, чтобы биться за эту землю с человеком.

Громбелардцы непоколебимо верят, что Тяжелые Горы — живые. Собственно говоря, если приложить ухо к земле, можно отчетливо услышать медленные, ритмичные и глубокие удары. Сердце Гор…

Где оно? Как глубоко? Говорят, что его удары четче всего слышатся в окрестностях Громба, столицы Громбеларда.

Тогда, может, действительно, ветер — дыхание Гор?

— Над чем задумался, Байлей? — спросила Каренира.

Тот витал где-то далеко в своих мыслях, и вопрос будто вырвал его из глубокого сна. Блики костра играли на его лице.

— Скажи, Горы живые? — с серьезным видом спросил он.

Вопрос ее озадачил, она с интересом заглянула ему в глаза.

— Громбелардцы в это верят. Пожалуй что живые. Но ты-то как почувствовал?

Он пожал плечами, словно сам удивился собственным мыслям.

— Отец, как думаешь? — обратилась девушка к Старику.

— Если верить старым хроникам. В них приводились весомые доказательства.

Девушка с Байлеем обменялись удивленными взглядами. Старик улыбнулся, но как-то невесело, и получилось натянуто.

— Сегодня многое затерялось в памяти поколений, — сказал он. — В истории Шерера чередуются светлые и темные полосы, но как смутные периоды, так и периоды расцвета не должны оставаться для людей белыми, непознанными пятнами, о которых ведают одни лишь Посланники.

Старик устроился поудобнее и погрузился в собственные мысли. Мешать ему не хотелось, потому девушка и Байлей тоже затихли.

— Это было еще в Старую Эру, Эру Людей, — вспомнил старец. — Две армии, одна из Армекта, другая из Дартана, напали на дикий Громбелард. Дартан к тому времени уже был завоеван, а вот Громбелард не представлял собой единого государства. Так, горстка удельных княжеств, куда более хилых и раздробленных, чем многие века назад Армект. Казалось, что речи о достойной войне и быть не могло. С кем ее вести? С мелкопоместными владельцами замков? Не то рыцари, не то разбойники. И все же они объединились и дали мощный отпор. Кровавая битва произошла у стен Рикса. Тогда он назывался Бролем. Рикс — это армектанское название. — Он кивнул в сторону Карениры.

— Оно означает — победа…

— Именно. Однако победа не оказалась легкой, потому как в битве полегло две тысячи армектанцев. Не стала она и окончательной, так как война длилась еще тридцать с лишним лет.

— Такое сопротивление оказала горстка князей? — удивленно спросил Байлей.

— Не только. Воевали и горцы, и дикие пастухи. И наемные разбойники, когда-то опустошавшие страну целыми бандами, которым платили владельцы горных крепостей. Армект ввязался в жестокую партизанскую войну, такую же тяжелую, как столетия назад у Северной Границы, и почти столь же кровавую, как знаменитое Кошачье Восстание. Разбойники бились с захватчиками кто ради добычи, кто ради войны как таковой, а кто чисто из ненависти к армектанцам, но так яростно, беспощадно уничтожая врага, что пришельцев удалось полностью изгнать из Тяжелых Гор и почти полностью — из Узких Расщелин. Правда, ненадолго. Армектанская армия, опиравшаяся до сих пор в основном на конных лучников, противопоставила знаменитым громбелардским арбалетчикам новый тип солдат: в тяжелых доспехах, вооруженных щитами и топорами. Доспехи и щит, хотя и довольно неудобные в горах, защищали от дальнобойных стрел. Десятки и сотни небольших отрядов, опираясь на укрепленные лагеря, обосновавшиеся в горах, заполонили Громбелард. Они сражались по-разбойничьи, скрытно, столь же часто прибегая к силе, как к хитрости и предательству. Но Армект выиграл войну тогда… когда войска раз и навсегда покинули Тяжелые Горы. Не понимаете? Легионы сидят в горах, патрулируют торговый тракт… а кроме этого, есть лишь несколько форпостов тут и там… Таких, как тот, к которому мы направляемся, у границы Края; от них больше хлопот, чем пользы. Чтобы навести в горах окончательный порядок, нужно дотла спалить все деревни до единой. А кто бы приносил тогда шерсть на продажу? На что жил бы Громбелард?

Каренира и Байлей кивнули.

— Вы спрашиваете, живые ли Горы? Расскажу об одном событии. Оно описано в многочисленных хрониках, и о нем рассказывает даже Книга Всего. Значит, оно имело место быть! Так вот, случилось так, что в начальный период войны крупная, насчитывавшая несколько десятков человек, группа разбойников ушла на восток от Бадора, спасаясь от большого армектанского отряда. Положение беглецов было незавидным — у них было много раненых, а все окрестности были заняты армектанцами.

Старец замолчал. Байлей поднял голову и внимательно присмотрелся к нему, словно увидел в первый раз. Он и в самом деле не видел Старика таким. Его величавость и авторитетность уже не бросались в глаза, он неторопливо рассказывал о делах давно минувших дней, и в голосе его звучало некое странное вдохновение. Видно было, что он вспоминает о событиях, далеко ему не безразличных, словно он лично имел к ним отношение. Этот человек любил прошлое, историю; а времена, что давно миновали, казались ему столь же существенными и важными, как те, в которых он жил. Чувствовалось, что он не говорит всего, о чем мог бы рассказать, что умалчивает о множестве неизвестных им подробностей; но не потому, что роется в памяти в поисках фактов, а чтобы сократить повествование. Байлей, сам не зная почему, был уверен, что Старец знает имена командиров тех отрядов, что он наверняка мог бы сообщить точное число раненых… если бы только захотел или счел необходимым.