Черные лебеди - [26]

Собрание в прошлом году проводилось городской комсомольской организацией в связи с каким-то юбилеем, и после него должен был состояться концерт, в который по традиции входил и балетный номер. Право участвовать в подобных концертах, также по традиции, предоставлялось Ольге, поскольку все должно было быть на высшем уровне. Однако на сей раз Ольга стала торговаться, чем вызвала негодование у комсомольцев, и они предложили выступить Виолетте.

Она готовилась к этому пятиминутному дуэту так усердно, что прямо извела Васко – своего партнера, который достаточно обкатал это па-де-де, выступая с Ольгой; в конце концов он бросил ее репетировать одну, заверив, что напрасно она волнуется, все будет в порядке, на вполне приличном уровне.

Он не понимал, что если она каждый день часами упражняется, то вовсе не для достижения какого-то жалкого приличного уровня, а ради того, чтобы быть гораздо выше. Она и не пыталась это ему объяснять, зная, что если попытается, то Васко поднимет ее на смех.

– И на черта это тебе «быть выше»? Чтобы блеснуть? Перед кем? Да эти зрители столько понимают в балете, что никаких твоих недостатков не заметят, разве только ты, не дай бог, грохнешься.

Но она всем существом стремилась к своему «быть выше» и порой верила, что такое желание, такое страстное желание не может не перерасти в мастерство, и, не щадя себя, она все работала и работала, и бывали мгновения, когда ей казалось, что она почти добилась своего, но, едва ощутив головокружительную близость успеха, она чувствовала и другое – отвратительную неумолимость преграды, невидимой, но непреодолимой, как холодное стекло, о которое с тупым упрямством бьется муха. Она тоже упрямо и отчаянно билась о холодное стекло, пока не ощущала, что ноги у нее подкашиваются от усталости, колени дрожат, потный купальник прилипает к спине и ее тошнит.

И, отдохнув, начинала все сначала. И снова сначала. Всегда сначала. Пока ей, наконец, не почудилось, что если она и не добилась окончательно своего «выше», то хотя бы поднялась над жалким приличным уровнем.

Однако в решительную минуту, стоя за кулисами в ожидании, когда режиссер подаст ей знак, она почувствовала, что вся застыла от напряжения, а руки и ноги у нее одеревенели, что все, чего она добилась на репетиции, растаяло вмиг.

Но тут оркестр заиграл ее мелодию, и она как во сне вышла на сцену и как во сне ощутила, что сияющий луч прожектора поймал ее в свой светлый круг, и как во сне, увидела этот полутемный и притихший зал, и какой-то странный вихрь подхватил ее и увлек, и она вдруг испытала то неописуемое состояние, когда тело становится легким, и старание переходит в непринужденность, и ты словно паришь в воздухе, словно плывешь в пространстве, словно летишь, несешься и кружишься в водовороте звуков и чувств, превращаясь в сердечный трепет и сердечную боль, в ликование и скорбь, в отблеск невидимого и олицетворение невыразимого.

Когда она замерла на авансцене и раздались аплодисменты, ей показалось, что она не та, какой была еще миг назад, и что сейчас, после стольких усилий, она наконец стала самой собой, раскрыла себя, одарила этих людей, заполнивших зал, искоркой красоты, которую все мы носим в своем сердце.

– Это был триумф, радость моя, – сказала Мими после концерта. – Ты сразила, убила нашу Ольгу, поставила на ней крест. Это был настоящий триумф.

Она так радовалась своему триумфу, что в эту ночь впервые за долгое время спала без кошмарных снов. Но больше всего она радовалась тому, что наконец преодолела преграду. Значит, преграда не была роковой. Значит, ее можно преодолеть и не обладая феноменальным шагом и исключительным подъемом.

А сейчас пришло время повторить фокус. Правда, партия Черного лебедя значительно труднее того несложного па-де-де. Даже опытные балерины сознательно ее упрощали, чтобы справиться с ней. Именно это делала Мими на репетициях. Мими была неплохим Черным лебедем, только очень средним. Иметь шанс станцевать такую партию и исполнить ее так, как Мими, значит упустить свой шанс.

Проигрыватель, как всегда, был включен на полную громкость, и Виолетта не услышала, как вошла Мими. Зато замечание ее прозвучало достаточно ясно:

– Фиалка, опять ты в трансе? Ты меня просто пугаешь.

– Я не в трансе. Я повторяю в уме.

– Повторяешь в уме? Мало мы эти роли ногами повторяли, так ты еще в уме повторяешь. Нет, ты и впрямь рехнешься.

– Репетиция в пять, – напомнила Виолетта, увидев, что Мими снимает туфли и собирается лечь.

– Времени полно, – возразила подруга, вытягиваясь на кушетке и укрываясь одеялом. – Я капельку отдохну… а если нечаянно засну, ты меня разбуди.

Она полежала немного молча, потом заговорила.

– Ну и холодина здесь… Придется, видно, в понедельник купить камин… Я забегала в мастерскую… Представляешь, у них до сих пор нет спирали…

Виолетта встала и выключила проигрыватель. Раз Мими пришла, лучше удалиться.

– Пойду пораньше, разогреюсь.

– Теперь разогреваться вздумала… – недовольно пробормотала Мими. – На репетиции разогреешься.

– Все-таки я хочу пойти пораньше.

– Нет, ты и вправду со вчерашнего дня не в себе, – сказала Мими, вздыхая и садясь на постели. – Ну, бывает что неймется, понимаю, но чтоб до такой степени, это уж ни на что не похоже. В таком напряжении даже выступать не полезно. Расслабься, успокойся… не мне тебя учить…