Черные крылья Ктулху • 2 - [110]

— Не знаю, — отозвалась Гленда, — мне кажется, он очень даже ничего.

— Гленда, дорогуша, — вздохнула Сибил, — послушать тебя, так и Пол Линд очень даже ничего, а он гей и к тому же давно умер.

Но Гленда все равно осталась охмурять Бьюзи, а Сибил и Крэнфорд ушли. Уже в гостинице Крэнфорд предложил Сибил пропустить в баре по стаканчику перед сном, но она лишь улыбнулась (очаровательной, как подумал Крэнфорд, улыбкой) и отказалась, сославшись на усталость.

— Завтра длинный день, а мне уже давно… не двадцать.

— Да, ты права, — улыбнулся Уэсли. — Мне тоже. Тогда спокойной ночи. Может, позавтракаем вместе?

— Превосходно. Часов в девять? Как буду готова, зайду за тобой.

Тон был дружелюбный — не более того, но к своему номеру улучшенной категории Крэнфорд шагал по коридору уже чуть более бодрым шагом. В комнате он скинул пальто, пиджак и галстук, сложил заработанные деньги в сейф, налил себе виски, а потом с бокалом в руке уселся в глубокое кресло, положил ноги на пуфик и оглядел просторный номер.

Это была гостиница сети «Уиндхем». Новое современное здание снаружи напоминало гигантский изогнутый шмат бетона. Только теперь Крэнфорд с удивлением заметил, что стены изогнуты и изнутри. Та, на которой располагались окна, совершенно определенно выгибалась, и это слегка дезориентировало.

Уэсли решил, что тут, возможно, виноват виски, отвел взгляд от странной стены и занялся поисками пульта от телевизора. В меню он обнаружил свой любимый канал ТСМ с классическими фильмами.

И по этому каналу (вот так чудо из чудес, вот так совпадение) крутили «Скитальца тьмы» в роскошной мрачной черно-белой гамме. И вот вам Уэсли Крэнфорд во всей красе, мужчина чуть за тридцать, усы такие же черные, как и волосы на груди, виднеющиеся в расстегнутом вороте рубашки Роберта Блейка. Да, те дни миновали. Нынче волосы на груди считались плохим тоном, а в ходу была, как это называют, мужская эпиляция. Слава богу, Уэсли этого не застал. Крэнфорд выключил свет, глотнул виски и прибавил звук, чтобы стали слышны слова героев.

— …чуждая нам геометрия, из иного мира, — втолковывал Блейк своему другу Говарду Картеру, которого вставили в сценарий как дань уважения Говарду Лавкрафту^{77}, автору оригинального рассказа (еще им нужен был отрицательный герой, иначе Блейку в основном пришлось бы зачитывать монологи). — Изогнутые линии, а не прямые. Говард, они изгибаются в вышине, уходя в омерзительную тьму! И снова сбегают вниз в первобытную слизь…

Блейк все говорил и говорил, камера медленно перемещалась, а Крэнфорд вспоминал, как приходилось передавать одними только словами то, на что в 1963 году не хватало спецэффектов (да и денег). Бюджет был крохотный. Том Ньютон, режиссер и одновременно продюсер, не заплатил даже правообладателю — издателю, утверждавшему, что владеет правами на рассказ Лавкрафта.

— Общественное достояние! — твердил Ньютон. — Я все проверил! Это общественное достояние!

По завершении съемок издатель пригрозил подать в суд, и Ньютон заплатил ему какие-то гроши — «просто чтоб заткнулся», как он тогда объяснил Крэнфорду. Когда дело дошло до раскрутки, Ньютон посрамил даже Уильяма Касла^{78}, фильм продвигали как могли, но безрезультатно. За два года проката едва удалось отбить жалкие первоначальные вложения, но потом, в семидесятых, фильм начали показывать по телевидению, а Лавкрафт как раз набирал популярность, так что и «Скиталец тьмы» обзавелся вполне внушительной армией поклонников. Потом появились кассеты VHS, следом за ними DVD-диски, и фильм вдруг оказался прибыльным, но Ньютону уже не было от этого проку: он умер от удара в 1978-м, и денежки достались студии, которой он задолго до своей кончины продал все с потрохами.

На фильм, который принес Крэнфорду хоть какую-то славу, сам он никаких прав не имел и потому делал с его помощью деньги как мог — в этакой ассоциативной манере: покупал оптом диски с небольшой скидкой и перепродавал их на конвентах со своим автографом и наценкой сверх розничной. На жизнь хватало.

Крэнфорд отогнал от себя мысли о делах и погрузился в разворачивавшуюся на экране историю. Блейк беседовал с испуганной итальянкой и расспрашивал ее о заброшенной церкви и мертвецах, которых время от времени рядом с ней находили. «Итальянка — держи карман шире», — подумал Крэнфорд. Еврейкой она была. Шейла Фельдштейн (а не Аманда Пэрис, как значилось в титрах) едва не стала второй миссис Крэнфорд, но он застукал ее в последний день съемок с членом старшего рабочего-механика во рту.

На мгновение Крэнфорд погрузился в эротические воспоминания, связанные с Шейлой, но потом опять переключил внимание на экран. Его персонаж открывал коробку с неким, как было написано в рассказе и в первоначальном сценарии, Сияющим Трапецоэдром. Ньютон название изменил: «Трапецо-чего? — спросил он сценариста. — Никто не поймет, что это за фиговина, назови ее колдовским камнем, Христа ради, и все…»

— Все просто, Роберт, — услышал Крэнфорд голос Кельвина Френча, который играл Говарда, — когда звезды расположены нужным образом, в определенной точке Земли можно открыть врата при помощи определенных звуков, если голосом определенного тембра выкрикнуть слова, способные призвать Древних. Я пытался, но тщетно. Быть может, они хотят тебя… им нужен ты. Быть может, так тебе назначено судьбой! Возьми камень…