Черные клинки. Ветер войны - [14]

— Дерьмо, — прошептал он и попятился.

Собственное тело показалось совершенно чужим. Будто кто-то другой приказал развернуться, а ноги, которые совсем недавно были едва-едва в состоянии просто идти, понесли прочь, как от стаи голодных волков.

Все вокруг превратилось в однородную серую дымку. Пулий бежал, не видя ничего перед собой. Чудом нога, попав в широкую трещину, не подвернулась. Проклятия Ивы, которые звучали где-то вдали, слились в один протяжный гул, и все же среди этого гула он отчетливо разобрал одно слово — «кхера». Пулий знал, что оно означает.

Трус.

И это слово придало ему сил. Он побежал быстрее, позабыв об усталости, голоде и жажде. Он ни о чем не думал, а просто бежал. Так, словно пытался скрыться от собственной трусости и беспомощности, словно пытался убежать от себя самого.

Когда уходишь от погони — твоей целью является спасение. Ты прилагаешь все силы, чтобы выжить. Продлить свое существование в этом мире хотя бы на день или даже на час. Каждый отвоеванный у судьбы миг — маленькая победа. Но, когда ты пытаешься бежать от самого себя, ты заранее обречен на проигрыш. Сколь быстро ни несли бы тебя ноги, как далеко бы ты ни забрался — безжалостное прошлое настигнет тебя.

Каждый миг отдаляет тебя от спасения, потому что обрести его можно лишь простив себя. Любые же попытки скинуть бремя ответственности за свои поступки обрекают на жизнь прошлым.

Пулий не знал, как долго бежал. Когда он пришел в себя, небо приобрело противный лиловый оттенок цвета свежего синяка, а солнце миновало зенит.

Он остановился. В голове гудело. Сердце колошматилось о ребра. Дыхание давалось с трудом, каждый обжигающий вдох причинял боль. Показалось, что под ногами мелькнула какая-то тень. Пулий задрал голову. Глаза щипало от пота, песка и зноя, но он разглядел силуэт черной птицы.

Стервятник явился по его душу. Этого не проведешь — падальщики смерть издалека чуют.

Тут же Пулий ощутил, что его тело плывет, словно по реке. Исчезла тяжесть, и ему показалось, что он летит. А в следующий миг — стукнулся затылком о каменистый грунт и голова наполнилась звоном.

Значит, так все закончится. Сдохнет один в безлюдной пустыне и станет кормом для пожирателей трупов. Стало страшно. Даже страшнее, чем в тот раз, когда Ива дала ему нож, и он готовился к схватке с бессом. Но он устал. Смертельно устал. Сил встать или хотя бы пошевелиться не осталось. Да и не заслуживает он лучшего конца. Не сделал он в жизни ничего такого, за что люди могли бы помянуть его, Пулия, добрым словом.

Спас сослуживцев?

Да ладно! Скорей всего, они сейчас мертвы. Те, кому повезло. Остальных же еще пытают дикари.

Спас девушку от мерзкого колдуна?

Точно. И притащил ее в чертову пустыню на погибель. А в трудный миг — даже не смог оказать ей последнюю милость. Бросил погибать в муках. Одну. И ради чего? Чтобы пережить на несколько жалких часов?

Поделом тебе, трусливый ублюдок!

Стоило остаться с Ивой. Вдвоем умирать не так страшно. Пулий всхлипнул.

Конец близок. Помолиться бы… В свое время он помнил парочку добрых молитв. Но сейчас, как назло, ни одна на ум не шла. Дерьмо. Все равно Создателю плевать.

К первой птице присоединилась вторая.

Пулий устало закрыл глаза.

Глава 4. Щит императора

Паладин

Погоня за убийцей (если этим словом можно было назвать происходящий в течение следующего часа хаос) окончилась ничем. Императорская стража арестовала с полдюжины зевак, по злому року оказавшихся вблизи здания, с крыши которого стреляли. Но сам стрелок, пытавшийся убить императора, а взамен — лишивший Орден одного из магистров, скрылся, оставив лишь свою винтовку.

И, судя по удивлению на лицах бравых гвардейцев, то было крайне необычное оружие. Винтовку принесли во двор Храма — дожидаться прибытия дознавателей. Длинный гладкий ствол из черной стали, массивный деревянный приклад — она была слишком тяжелой, чтобы можно было быстро бежать с ней. А на стволе, прямо над спусковым крючком, крепился золотистый цилиндр.

— Гномий жезл! — со знанием дела пояснил один из гвардейцев.

— Теперь ясно, как этот ублюдок прицелился с такого расстояния, — сплюнув, пробубнил второй.

Ивейн провел пальцами по вороненой стали ствола. Из этого куска железа едва не убили самого властного человека во всем мире! Отправивший пулю на встречу с головой императора с такого расстояния должен обладать зрением хищной птицы… «Или зрением паладина», — внезапно пришла мысль.

Вдруг разговоры гвардейцев разом оборвались.

Ивейн повернулся.

В ворота прошли четверо мужчин. Все в черной униформе со значками, изображающими ворона, на груди и такими же нашивками на левых рукавах.

Дознаватели.

Двое сходу принялись опрашивать гвардейцев. Один — подошел к оружию убийцы, развернул на камнях большую плащаницу и положил туда винтовку. Последний дознаватель остановился напротив Ивейна и улыбнулся.

Если бы не его ледяные глаза, напоминающие глаза мертвой рыбы, он мог бы показаться приятным человеком, даже несмотря на крупный и чуточку несуразный нос.

— Прошу прощения, — мужчина посмотрел снизу-вверх, он был совсем невысокого роста, — я ищу паладина, спасшего императора.