Черные и белые - [6]
— Мы решили… мы решили, что двадцать сантимов — это очень мало! — Последние слова он отчеканил коротко и резко, будто выстрелил их из рогатки.
И казалось, они попали Буллитису прямо в сердце, потому что тот, совсем опешивший, все повторял:
— Мало? Мало?..
— Да, мало! — сказал Валдис. — Будете платить тридцать сантимов — будем работать!
— Тридцать? — заорал Буллитис. — Ха-ха! Ишь чего захотели!
— Тогда мы объявим забастовку, — словно старый рабочий, сказал Профессор из Задвинья. Это слово он услышал и запомнил еще в Риге, когда у его отца по вечерам собирались товарищи по работе, в будущем такие же безработные, как и он.
— Бастовать задумали? — покраснел Буллитис. — Я тебе покажу бастовать! — Он угрожающе приближался к Брунису.
Но наши ребята были не из пугливых. Голыми руками их не возьмешь! Взяв из штабеля кирпич, Брунис спокойно стал на прежнее место. Мясник притворился, что не заметил этого, но все-таки в шаге от Бруниса остановился и прошипел:
— Рижский босяк! В тюрьму таких! Пусть полиция поинтересуется, что за птичка отец этого бандита! — И, немного осмелев, заорал: — Убирайся подальше от моих кирпичей!..
— Заплатите, — спокойно прервал Буллитиса Валдис.
— За безделье не плачу! — отрезал мясник.
— Мы перевезли половину кирпичей, — хладнокровно продолжал Валдис. — Поэтому каждый из нас должен получить не менее десяти сантимов…
— Убирайтесь отсюда! — еще громче заорал Буллитис.
— Если вы не заплатите, мы перевезем кирпичи обратно, — не сдавался Валдис. Не дрогнул даже левый уголок рта, как это обычно бывало, когда Генерал волновался.
«Кремень, ну чистый кремень!» — обрадовались мы все и гордо подняли головы.
— Не получите ни гроша! — теряя самообладание, топнул ногой Буллитис.
Кончилось терпение и у Валдиса. Махнув рукой, он крикнул:
— Эй, ребята, везем кирпичи обратно!
На рельсах стояли две неразгруженные вагонетки. В один миг мы столкнули их с места, и кирпичный груз покатился к железнодорожной станции. Казалось, что колеса, громыхая и стуча, крутятся сами. На самом деле их движение убыстрял небольшой наклон. На повороте обе вагонетки столкнулись и слетели с небольшой насыпи в глубокую лужу от позавчерашнего дождя. Во все стороны посыпались осколки разбитых кирпичей. А мы, забыв про поцарапанные руки и усталость, опрокидывали штабеля привезенных кирпичей и бросали их в пустые вагонетки. Торговец сначала растерялся, но, опомнившись, схватил деревянную рейку и бросился на нас. Первый удар пришелся по спине Пипина.
— Бандиты! — орал Буллитис.
Но больше никого он ударить не успел. В его грудь попал солидный кусок кирпича. Честное слово, я не знаю, у кого из наших ребят была такая твердая рука! Буллитис осекся на полуслове. Уронив рейку, он бросился наутек. Убегающего мясника сопровождал град камней и битых кирпичей. Будто гонимый собаками, Буллитис исчез в кустах парка. Только через некоторое время мы услышали вопли:
— Полиция! Полиция!..
Но это нас не испугало, так как полицейский участок находился далеко отсюда, в центре города. Мы опешили совсем от другого: из кустов в нас полетели камни! Но мы тут же сообразили — белые! Их вождь Юрис, сын Буллитиса, наверное узнав от отца, что мы грузим кирпич, решил напасть на нас. Однако Репсис просчитался.
— Ребята, бей белых! — крикнул наш Генерал.
— Ур-ра! — басом прогудел адъютант Пипин, и мы с криками бросились в кусты, успешно развивая наступательные действия.
Девчонки, насыпав в передники кирпичные осколки, чтобы обеспечить нас «боеприпасами», побежали следом за нами.
Начался бой. И если бы кто-нибудь посмотрел на него со стороны, ему показалось бы, что на холмике, заросшем орешником, бушует смерч, который крутится с нечеловеческой силой и воет нечеловеческим голосом. Сын кузнеца из депо Вилис Платайс, по прозвищу Боксер, схватил за шиворот командира скаутов, сынка начальника полиции, и принялся колотить его могучими кулаками, как по соломенному мешку. Вилису это ничего не стоило — парень вполне мог справиться и со взрослым мужчиной. Генерал Валдис набросился на самого императора белых Репсиса. Один ловкий «левый крюк» — и с Репсиса, который, кстати, учился в гимназии, слетела форменная фуражка.
Однако командир белых не сдавался. Разозленный до слез, он схватил Валдиса за грудь.
Сцепившись, они как подкошенные рухнули на землю. На них навалились телохранители Репсиса — Тип и Топ. Но не растерялись и наш адъютант Пипин, и разведчик Назитис.
Сейчас по траве катался большой ершистый клубок; изредка мелькали в воздухе то нога, то рука, то чье-то раскрасневшееся лицо…
За другими кустами орешника — такое же зрелище. Профессор, спрятав в целях безопасности свои очки в карман, спокойно «обрабатывал» задиристого сына аптекаря, которому на помощь спешил плюгавый парнишка, отпрыск фотографа. Я подставил ему подножку, и тот, жужжа как комар, свалился в крапиву. Чуть дальше наши девчонки, без особой нежности, брали на прицел некоторых солдат белых. Крики уже не были слышны. Вокруг только стонала и охала земля. И может быть, именно поэтому так громко прозвучали грозные слова:
— По-о-лиция-я!
— Спа-сай-ся!
