Черные бароны, или Мы служили при Чепичке - [140]

Лейтенант Троник, явно довольный развитием ситуации, пошёл в кабинет позвонить в контрразведку.

— Смирно! — орал Перница во дворе, — Напра–во! Шагом марш!«Армии ура»запе–вай!

Рота маршировала по кругу и пела:

Повержен будет тот,

Кто в мире жить не рад.

Солдат, вперёд!

Мир новый ждёт!

Армии — ура!

Потом пошли: «Автоматчики», «Дай мне, девчушка, руку на прощанье», «Чапаев» и «Эй, сталинцы!».

Уже давно пора было строиться на ужин, а рота всё маршировала и горланила.

— Будете петь до одурения! — визжал старший лейтенант, — Всю ночь, и ещё завтрашнее утро! Я вас проучу, сволочи!

Лейтенант Троник вернулся из кабинета и сообщил, что контрразведка уже выехала. Перница побледнел, но продолжал орать. В ту минуту, когда напряжение достигло пика, во дворе неожиданно объявился гражданский. Это был официант из»Белого льва», в руке он держал пистолет. Не раздумывая, он подошёл к Пернице, и заявил:«Ну вот что, мы так не договаривались. Вы мне дали в залог свой револьвер, и обещали, что до обеда расплатитесь. Ну и сколько сейчас, по–вашему, времени, я извиняюсь? Почти семь. Я, пан офицер, так дела вести не привык, будьте добры сто тридцать крон, заберите свою пушку, и до свидания».

Рассерженный официант абсолютно не понимал, почему Перница его обнимает и целует. Рота перестала маршировать и корчилась от смеха. Лейтенант Троник был потрясён.«Офицер народно–демократической армии», — шептал он, — «и пропил служебный пистолет!»

Глава двадцать девятая. НА ГРАЖДАНКУ!

Время подходило. В Табор прибывали новобранцы, и за готовящимися к демобилизации стройбатовцами были ужесточены все виды надзора. По мнению командования гарнизона, надо было исключить возможность заражения новичков неуместными повадками язвы армии. Поэтому военные патрули почти беспрерывно систематически прочесывали город, стараясь застичь старослужащих за чем‑нибудь неблаговидным. Те, однако, отвечали им по–своему.

Плотник рядовой Габаник, до той поры выполнявший задачи в целом сознательно и не подававший повода обращать на себя внимания, в этот раз отличился. Он влез на до сих пор не достроенное здание у Йордана, и, рискуя жизнью, забрался по балкам с ведром известки на самую трубу. Там он очень разборчиво написал»СКОРО ДЕМБЕЛЬ», после чего опять ушёл в тень.

Эффект от надписи был, как от взрыва бомбы. Офицеры на дух не переносили популярное присловье»скоро дембель», и тех, кто писал его в туалетах, на заборах или столбах, так же как и тех, кто отрезал сантиметры от портновского метра, строго преследовали. А тут крайне несознательная надпись ни с того, ни с сего объявляется на трубе, где её видно с трёх сторон света с расстояния по меньшей мере в километр.

Старшего лейтенант Перницу немедленно вызвали к руководству таборского гарнизона, где на него сорок пять минут орали несколько старших офицеров. Из их беснований он понял только, что надпись надо немедленно устранить, а виновного или виновных привлечь к ответственности.

Вот только выполнить эту задачу был не так‑то просто. У рядового Габаника не было ни малейшего повода сознаваться в своём гнусном поступке, так что он этого не сделал. И кого теперь старший лейтенант должен быть заставить рисковать жизнью при стирании надписи?

— Товарищи! — обратился он к построенной роте, — Мне, по большому счёту, всё равно, но вот товарищу генералу эта надпись на трубе — будто в душу насрали. Это значит, что она должна исчезнуть, иначе они в вас вцепятся, как собаки. Так что имейте голову на плечах и не прячьтесь друг за друга, у вас ведь правда скоро дембель. И к тому же, кто влезет на трубу и почистит её, получит от меня отпуск, чтобы съездить домой и лично привезти себе гражданскую одежду. Кто возьмётся, товарищи?

Рядовой Габаник имел тысячу соблазнов вызваться, поскольку был родом из Словакии и не мог часто ездить домой, но кулак Вата в последний момент сбил его поднимающуюся руку.

— Дурень, — зарычал он, — Это всё равно, что ты признаешься, что это ты написал, и вместо отпуска потопаешь прямиком на губу!

Старший лейтенант ещё несколько раз апеллировал к чувствам и разуму своего подразделения, но безуспешно.

— Что мне делать? — обратился он к Тронику, — Этих парней уже никто не уломает, а из гарнизона меня будут доставать как минимум три раз в день.

Замполит пожал плечами.

— Откровенно говоря, — произнёс он, — я рад, что на этой трубе не написали что‑нибудь похуже. Что, если бы там появилась надпись, порочащая социализм, или призывающая к вооружённому мятежу?

— Успокойся, — пробубнил Перница, — и этого вполне достаточно.

Этого и впрямь, было достаточно. Через пару позвонил минут какой‑то майор из гарнизона и сказал, что надпись на трубе до сих пор деморализует военнослужащих боевых частей, и долго ли ему ещё ждать её устранения? Старший лейтенант ответил, что вопреки всем трудностям он надеется на успешное проведение мероприятия, которое он только что объявил. Майор сказал, что это было бы очень вовремя и повесил трубку.

— Если смотреть на вещи шире, — отозвался лейтенант Троник, — вовсе не обязательно, что этот»скоро дембель»написали военнослужащие нашей части. Вместе с ними на стройке работают гражданские, а некоторые плотники — очень молодые ребята, которым ничего не стоит подстроить какую‑нибудь провокацию.