Черные бароны, или Мы служили при Чепичке - [133]

После этих слов лейтенант взобрался на приступки турецкого сортира.

— Это исходная стойка, — пояснил он личному составу, — С которой мы начинаем. А теперь внимание. Сначала я снимаю ремень и вешаю его на шею. Вот так. Затем я снимаю штаны.

К всеобщему веселью Перница спустил штаны до колен.

— Выполняю приседание и в этом положении какаю, — продолжал он с крайним увлечением. Сейчас я эту задачу выполнить не могу, потому что какаю по утрам сразу после завтрака. После того, как покакаю, подтираюсь. Бумагу бросаю в дыру и спускаю воду. Надеваю штаны и иду к умывальнику, где вымою руки. Вот так, товарищи, какает цивилизованный человек, и так будете какать и вы. Теперь мы всё повторим. Как правильно какает военнослужащий, нам покажет рядовой Вата.

— Товарищ старший лейтенант, — заскулил Вата, — Мне сейчас не хочется. Я какаю уже на стройке.

— Не рассуждать! — взревел лейтенант, — И исполнять!

В тот день роте было о чём поговорить.

И хотя популярность старшего лейтенанта Перницы среди личного состава росла, были и такие, кто его категорически осуждал. Душан Ясанек ненавидел его всей душой, а от учителя Анпоша доводилось слышать, что этот мерзавец однажды за свои свинские выходки поплатится.

— Чего ждать от пропойцы — спрашивал он, — который уснул в размякшем асфальте?

— Такие случаи бывают, — отозвался рядовой Мика, уроженец Писека, — у нас один лесник примёрз усами ко льду на реке Отаве, а он был вполне приличный человек.

— Эй, ты нам не заливай, — окрикнул его Кунте, — А то тут уже много народу взяло привычку нам втирать что попало!

— Это чистая правда и ничего, кроме правды, — божился Мика, — Мы этого лесника называли Страшный Леший, потому что у него были могучие чёрные усы, которыми он очень гордился. Ну и вот, этот лесник однажды в субботу изрядно поддал и пил до самого утра. И только утром отправился домой и топал по льду через Отаву. Посередине реки он поскользнулся, шлёпнулся, а так как он был уже хороший, вставать ему не хотелось, и он остался лежать на животе и уснул. Только оттого, что он дышал в усы, на них образовался иней, и его роскошные усы примерзали к льду. Когда Страшный Леший проснулся, уже ничего было не поделать. Рожа примёрзла к льду, и как он ни дёргался, ничего не помогало. Каждое движение причиняло боль, и он решил позвать на помощь. У него был красивый, звучный голос, но люди из‑за мороза попрятались по домам, и всё выглядело так, что ему придётся подождать, пока весной на реке не тронется лёд. К счастью, народ у нас набожный, и люди ходят на мессу. Несколько человек шли в костёл, услышали крики лесника и пошла на голос к Отаве. Но что с примёрзшими усами делать? Кто‑то предложил их откромсать ножом, но Страшный Леший от такого выхода напрочь отказался. Наконец, стали ему мочиться на усы, и в самом деле, удалось их оттаять. Лесник отделался только воспалением среднего уха. А так как все над ним зубоскалили, он перевёлся в брдские леса.

— Надо было ему идти в армию, — сказал Кефалин, — Тут бы он больше добился.

— Да ну, — возразил кулак Вата, — Я вот знал одного лесничего, который любил поддать. Он говорил: школу я закончил, стреляю хоть сейчас на соревнования, запросто сделаю в армии шикарную карьеру. Только потом, уже капитаном, он где‑то на танцах нарезался и вместо туалета зашёл в свинарник, и свинья обглодала ему ногу. Теперь он на пенсии по инвалидности и вырезает из картона библейские сценки.

— Во всем виноват алкоголь, — подвёл итог учитель Анпош, — Это знал ещё Золя, только мы до сих пор ничего с этим поделать не можем.

Лейтенант Троник был глубоко несчастен. Он видел в Пернице не только негодную скотину, но в первую очередь вредителя, который своим поведением играет на руку классовому врагу и американским империалистам. Но что против него предпринять? Жаловаться в Непомуки не имело смысла, к тому же Троник просто стеснялся нарушать служебный порядок. Наконец, он вспомнил про командира школы политработников, полковника Улькра. Троник отправился к нему в Прагу и поделился своими невзгодами.

— Товарищ лейтенант, — сказал полковник, выслушав жалобы замполита, — Вы ведете себя, как зачуханный мещанин. Если бы везде всё было идеально, нам не нужны были бы политработники. Вам отправили на сложный участок, и, как я вижу, он трещит по швам. Вы меня, товарищ, разочаровали, в школе вы были инициативным и активно дискутировали. Но как только вы попали»в поле», вы явно не справились с ситуацией. Вы не были на должной высоте. Вы забыли светлые примеры славных красных комиссаров, которые налаживали жизнь в частях Красной Армии. Вы забыли товарища Фурманова, комиссара легендарного Чапаева, о котором я вам часто рассказывал. Вы отстали от жизни и плетётесь в хвосте. Вот так вот.

— Именно поэтому я и приехал к вам, — стенал лейтенант, — Чтобы вы мне помогли, пускай даже жёсткой, безжалостной критикой. Я не хочу оставаться в хвосте, но каким образом я должен политически воздействовать на банду пропойц и подонков?

— Вы так не говорите, товарищ! — закричал полковник, — И не теряйте из виду человека. Сегодня подонок, завтра, может быть, стахановец. Или герой труда! Человек развивается, когда мы на него правильно воздействуем. Товарищ Макаренко работал с беспризорными, и воспитал из них порядочных граждан Советского Союза. А если справился Макаренко, то почему не вы? Вам не хватает здорового честолюбия и большевистской решимости. Кто хочет зажигать, сам должен гореть! А вы только тлеете, а это начало стагнации. А от стагнации лишь один шажок к дезертирству, измене и сотрудничеству с неприятелем.