— Пусти, сволочь! — наливаясь яростью, крикнул Вадим, но пахнувшая луком и колбасой ладонь зажала ему рот, сильный рывок и назад — и рука его оторвалась от скользкого поручня.
— Чего там у вас? — равнодушно покосился на дверь шофер. Пластырь с одной стороны немного отлепился, — Я поехал.
— Братишка нарезал из дома, — с ухмылкой сказал шоферу худощавый парень с челкой, — Путешествовать ему, видишь ли, захотелось!
Вадим мычал и вырывался из цепких лап Рыжего, но тот изловчился и так надавил грязным пальцем на глаз, что у мальчишки от боли перехватило дыхание, а в глазу будто вспыхнула всеми цветами радуги электрическая лампочка. Ноги его оторвались от земли, он слышал как фыркнул автобус, лязгнула дверь которую шофер закрывал ручкой с рычагом. Во рту он почувствовал солоноватый привкус крови — наверное, губу прикусил…
«Спортсмены» затащили его за общественный туалет, неподалеку от автостанции, тут росли лопухи, припорошенные пылью, и репейник и без лишних разговоров извлекли из-за пазухи сверток с деньгами. Худощавый газету выбросил, потряс пачкой зеленых бумажек перед носом мальчишки, ухмыльнулся:
— У кого спер, сучонок? У мамы с папой?
Рыжий настороженно осмотрелся, перевел взгляд на мальчишку.
— Надо бы тебя сдать в милицию, но мы добрые, понял? А воровать не хорошо, салажонок…
— Это вы — ворюги, — сдерживая злые слезы, выдавил из себя мальчишка.
— Не серди нас, вьюноша, — добродушно заметил напарник Рыжего. — Мы можем и по сопатке, слышишь?
— Ладно, гуляй, пацан… — прибавил Рыжий — Без краденых денег оно спокойнее… — и противно рассмеялся, показав золотой зуб.
— Вдвоем на одного? — зло сверкал на них влажными глазами Вадим — Мразь вы, подонки!
— Оскорбляет, а? — удивился худощавый — Может, ты эти деньги, салага, заработал на колхозных полях? Или получил по наследству от бабушки?
— Ясно, украл, — сказал Рыжий, — И потом, ты не местный, мы всех своих знаем.
— И жаловаться на нас ты не пойдешь, — прибавил второй, — Ну к чему тебе это, пацан? Ты даже кричать не станешь, как ты людям объяснишь, что у тебя столько бабок?
Вадим смотрел на них с нескрываемой ненавистью и молчал. Глаза щипало, но он не хотел при них вытереть их ладошкой. Верно, жаловаться в милицию он не пойдет… Какую глупость сморозил, что не разменял в Ленинграде полусотню. И вот выследили, сволочи… Теперь и пообедать не на что. Да и билет на автобус, наверное, пропал.
Что-то дрогнуло в наглых глазах Рыжего. Он достал из кармана деньги, отделил от пачки одну зеленую бумажку и сунул мальчишке за воротник рубашки.
— Мы не жадные, — сказал он, — Это тебе на мелкие расходы.
— Балуешь салажонка, — неодобрительно заметил худощавый, — Смываемся, Петух!
Оглядываясь на него и о чем-то негромко переговариваясь, они вскоре скрылись за автобусной станцией, а Вадим, опустив плечи, все стоял в лопухах и ненавидяще смотрел им вслед. Кажется, второй автобус идет через два часа. Билет, по-видимому, придется снова покупать. Не так было жалко денег — он еще не привык иметь их в больших количествах и знать им цену — как угнетало собственное бессилие, полная незащищенность от этого жестокого мира. Чем эти лучше эпкавэдэшников? Поступили с ним, как с мокрым мышонком! Эх, если бы он был взрослым… Уложил бы в жирных лопухах обоих! Сплюнув кровью от прикушенной губы, он присел на пыльный серый камень и стал яростно выдергивать из штанин цепкие двуногие семена репейника. И откуда их столько набралось?
Большая сиреневая стрекоза уселась на лопушину и выгнула дугой длинное полосатое туловище. И замерла на солнце в такой позе. Низко пролетела над головой сойка. С шоссе доносился шум проезжающих машин. Может, поднять руку и ждать, чтобы кто-нибудь остановился? Ему не хотелось больше оставаться в этом белом малолюдном городе.
Вадима подобрал в Острове туристский автобус из Ленинграда, из разговоров земляков он понял, что они учителя и едут на экскурсию в Михайловское. В Острове они сделали небольшую остановку, мальчишка и столковался с бородатым добродушным на вид мужчиной — по-видимому, старшим группы. Вернее, тот сам подошел и заговорил с ним, видно, очень уж был несчастный вид у мальчишки. Рассказывать, что его нагло среди бела дня Ограбили, он не стал, наоборот даже показал билет, заявив, что замешкался, а автобус без него ушел… Места свободные были и Вадима пустили в салон, шофер покосился на него, но ничего не сказал. Мрачный, расстроенный Вадим смотрел в окно на проплывающие мимо деревни, золотистые поля, темные речки. На лугах паслись коровы. Местность была малолесистая, асфальт выбитый, иногда автобус резво подпрыгивал и старчески кряхтел. Совсем низко пролетел пузатый самолет с выпущенными шасси, где-то близко аэродром. Неожиданно открылась зеленая перед прудом лужайка, на которой скопилась тьма грачей. Прямо какое-то грачиное собрание. Кто-то заметил, что грачи обучают своих птенцов. Только непонятно чему: все черные, как головешки, птицы бродили по траве, ни одной не видно в воздухе. Лужайка осталась позади, серебристо блеснула узкая речка и снова поплыли тронутые желтизной поля, несколько минут ехали будто сквозь березовую рощу. Огромные деревья как солдаты в ряд близко стояли по обе стороны, сразу стало в автобусе прохладно. Вверху над головами был приоткрыт квадратный люк.
