Чернокожие - [8]

— Вы очень напоминаете мне моего мальчика, — сказала хозяйка, покачивая головой; — у вас волосы такого же цвета и, что особенно удивительно, у вас те же знаки на руках: пляшущий матрос на одной и пара дельфинов на другой. И у него был маленький шрам над бровью, точь в точь, как у вас.

— О небо! — сказал Дик, уставясь в пространство, точно пытался вспомнить что-то.

— Я думаю, эти знаки часто встречаются среди моряков, — сказала хозяйка, направляясь к одному из посетителей.

Дику хотелось бы видеть ее более взволнованной, но он заказал девушке еще стакан пива и обдумывал, как бы ему перевести разговор на корабль, что у него на груди, и на буквы на спине. Хозяйка подала гостям, и сейчас же вернулась, чтобы возобновить разговор.

— Люблю моряков, — сказала она; — во-первых, мой мальчик был моряк; а во-вторых, у них такие отзывчивые сердца. Здесь были недавно двое моряков, захаживали ко мне раз или два, и у одного из них было такое нежное сердце, что я думала, с ним сделается припадок, когда я ему рассказала кое-что.

— Ну, — сказал Дик, навострив уши, — про что же это?

— Я как раз рассказывала ему о моем мальчике, то же, что и вам, — сказала старая дама, и только что сказала ему о том, что мой бедный сын потерял палец…

— Потерял что? — сказал Дик, бледнея и отшатываясь назад.

— Палец, — сказала хозяйка, — ему было всего десять лет тогда, и я послала его за… Но что с вами? Вам дурно?

Дик не ответил ни слова, не мог ответить.

Он пятился назад, пока не достиг двери, потом внезапно вылетел на улицу и пытался собрать свои мысли.

Тут он вспомнил о Саме и Питере и, когда подумал, что они целы и невредимы на «Пингвине», то совсем упал духом и почувствовал себя таким одиноким на белом свете.

Все, чего ему хотелось, это опять держать их, обнявши за шею, как в ту памятную ночь перед татуировкой.

Чужое платье

В девять с половиной команда «Тритона» была еще погружена в дремоту; в девять часов тридцать две минуты три матроса проснулись и подняли головы со своих коек, стараясь разглядеть что-нибудь в темноте, в то время, как четвертому снилось, что с бесконечной лестницы надает поднос. На полу бака что-то возилось, чертыхаясь и почесываясь.

— Вы слышите, Тед? — раздался голос, когда опять настала тишина.

— Кто это? — сказал Тед, не отвечая на вопрос. — Чего вам надо?

— Я покажу вам, кто я такой, — послышался хриплый и сердитый голос. — Я сломал себе спину.

— Залайте лампу, Билль, — сказал Тед.

Билль чиркнул спичкой и, осторожно прикрывая рукой тонкое, сернистое пламя, смутно разглядел на полу какой-то красноватый предмет. Он слез с копки, зажег лампу, и глазам всех предстал сердитый и сильно пьяный представитель пехотных сил его величества.

— Что вы здесь делаете? — резко спросил Тед. — Это не кордегардия.

— Кто сбил меня с ног? — сказал грозно солдат. Снимай свой сюр… сюртук, как подобает мужчине.

Он поднялся на ноги и, качаясь, сделал несколько шагов.

— Если у тебя башка еще держится на плечах, — сказал он важно Биллю, — я тебе засвечу.

По счастливой игре судьбы он нашел в комнате искомую голову и нанес ей удар, от которого она треснулась о дерево. С минуту матрос стоял, собирая свои рассеянные чувства, затем с проклятием прыгнул вперед и в самой легкой боевой позиции выжидал, когда его противник, который тем временем снова был на полу, поднимется на ноги.

— Он пьян, Билль, — сказал другой голос, — не трогай его. Этот парень сказал, что придет на судно ко мне в гости, я встретил его вчера вечером в трактире. Вы пришли в гости, товарищ, не правда ли?

Солдат посмотрел тупо и, ухватившись за рубашку обиженного Билля, с трудом поднялся на ноги; подойдя к последнему из говоривших, он неожиданно заехал ему в лицо:

— Вот я каков! — заявил он. — Пощупай мою руку.

Билль в негодовании схватил его за обе руки и, навалившись на него, разом упал с ним на пол. Голова нахала с треском ударилась о доски, и вслед за этим наступила тишина.

— Вы не убили его, Билль? — сказал старый матрос, с беспокойством нагибаясь над телом.

— Ну, где там! — был ответ — дайте нам воды.

Он плеснул в лицо солдата, потом полил ему за шею, но без всякого результата. Тогда он поднялся на ноги и перекинулся с друзьями смущенными взглядами.

— Мне не нравится, как он дышит, — сказал Билль дрожащим голосом.

— Вы всегда были щепетильны, Билль — сказал кок, который сочувственно опустился на нижнюю ступеньку своего трапа. — Будь я на вашем месте…

Он не посмел продолжать: сверху послышались шаги и голос штурмана; пока старый Томас поспешно тушил лампу, голова штурмана просунулась в люк, и знакомый голос прогремел: «вставать».

— Что мы будем делать с этим? — спросил Тед, когда штурман удалился.

— С ним, Тед, — поправил нервно Билль. — Он жив, как быть следует.

— Если мы спустим его на берег, и он умрет, — сказал старый Томас, — то кой-кому выйдут неприятности. Лучше оставим его здесь, а коли он помер, то мы знать ничего не знаем.

Матросы побежали на палубу, а Билль, выходя из бака последним, подложил под голову солдата сапог. Десять минут спустя, они уже были в море и, сюя на палубе, где их никто не мог слышать, боязливым шопотом обсуждали положение.