Черногорцы в России - [164]

Оценка Джиласом действий советского лидера в 1948 г. оказала в последующем значительное влияние на развитие историографии. «Нападение Сталина на Югославию не оказалось его полным поражением, – утверждал он. – Оно стало поражением только в отношении Югославии, но в то же время в результате этого нападения Сталин взял под контроль все остальные восточноевропейские страны». «Я думаю, – указал Джилас, – что с самого начала Сталин поставил две цели. Первую – подчинить Югославию, а через Югославию всю Восточную Европу. Мы полагали, что он имел в голове и второй вариант: если не получится подчинить Югославию, то, по крайней мере, удастся подчинить Восточную Европу. И это ему удалось»¹¹⁰.

В самом конце выступления, уже во время ответов на вопросы остальных участников, отвечая на вопрос профессора Белградского университета, крупнейшего югославского историка Б. Петрановича, «был ли он фаворитом Сталина в 1948 г. в преддверии конфликта»¹¹¹, Джилас высказал мнение, что советский вождь рассчитывал на него «в своих комбинациях»¹¹².

Развивая этот тезис, Джилас напомнил о встрече и ужине у Сталина в январе 1948 г., на которые был приглашен он один из всех членов только что приехавшей в Москву югославской делегации. В этот раз его рассказ несколько отличался от того, что было изложено в «Беседах со Сталиным»¹¹³ в начале 1960-х гг.: «…в один из моментов наступило мрачное молчание. Словно нужно начать что-то новое и перейти к другой теме. Неожиданно я начал расхваливать Тито. Я хотел заранее отбросить всякое их сомнение и всякую комбинацию, в которую был бы вовлечен и я. Сталин смотрел на все это, не произнося ни слова. Сначала уставился на меня, а потом – на каждого из присутствующих по очереди. Тем самым разговор был закончен. Я верю в то, что Сталин знал о моей любви к нему, так как он был для меня символом коммунизма. Поэтому, несомненно, он думал, что мною будет легко манипулировать. Вот и все, что произошло на самом деле. Я не могу категорически заявить, что в комбинациях Сталина я был его фаворитом на место Тито, но некоторые сомнения на этот счет у меня существовали»¹¹⁴.

Записавший и изложивший эти слова Зечевич интерпретировал данное высказывание Джиласа исключительно по-журналистски – неточно, но хлестко: «В Москве во время работы круглого стола Джилас впервые открыл, что накануне разборок между Сталиным и Тито он был не только „принцем" Политбюро КПЮ, но и потенциальным фаворитом Сталина. По его словам, до 1948 г. преклонение перед Сталиным, которое он испытывал к советскому вождю, не мешало ему неограниченно доверять Тито»¹¹⁵.

Ответы Джиласа на остальные вопросы свидетельствовали, что он не испытывал злобы ни к Сталину, ни к Тито, стремясь к взвешенным характеристикам этих вождей. О Сталине он заметил: «И сейчас считаю, что как политик Сталин был весьма одарен. Он будил мысль и был убедителен. Он знал, как приспособиться к ситуации, чтобы неблагоприятные обстоятельства обратить в свою пользу. В этом отношении до некоторой степени равен ему был только Черчилль»¹¹⁶. Не менее лестная характеристика прозвучала и в адрес Тито. Джилас назвал его «талантливым политиком, который, в отличие от исчерпавших свои силы за шесть месяцев вождей французской революции, успешно прошел все фазы революции. Он был успешен и в дальнейшем». По его словам, Тито «однозначно был опытным, сильным политиком, с развитым чувством реализма. Я не встречал, – заметил Джилас, – другого такого человека, который бы столь ясно чувствовал, с какой стороны ему грозит опасность». Вместе с тем он заметил, что конфликт 1948 г., победа в котором считается «самой большой заслугой Тито, был ему навязан». В те годы у него не было намерения конфликтовать, повторил Джилас, подчеркнув, что конфликт навязал Сталин. Хотя он справедливо критиковал руководство КПЮ за «переполненность революционными иллюзиями». Сталин считал, что Югославия желает «занять приоритетную роль в международных связях Советского Союза и в отношениях коммунистических партий. Но таких идей у нас тогда не было», – вспоминал Джилас¹¹⁷.

Чосич писал: «Милован Джилас, самый значительный и самый решительный бунтовщик в Европе против сталинизма, его жертва, узник Тито, получил возможность говорить в Москве о Сталине и сталинизме, давать интервью московскому телевидению и журналистам печатных изданий. Все это стало для него возможным благодаря горбачевской "перестройке" и "гласности", в реформаторскую энергию которых, как и в изменение советского порядка, Джилас не верил. Если кто-то другой из югославских революционеров при жизни стал историческим победителем, то это – Милован Джилас. Он пережил крах идеологии и порядка, против которого восстал в 1948 г. и от которого пострадал в дальнейшем. Он – единственный югославский политик, идеи которого одержали победу»¹¹⁸.

И действительно, в этот приезд в Москву Джилас был объектом пристального внимания СМИ. Отвечая на вопрос корреспондента «Радио Югославии», вещавшей на СФРЮ на сербскохорватском языке, о его самом ярком впечатлении в этот приезд, он назвал посещение Красной площади.