Черное платье - [83]

В общем, они жили не так уж плохо, но иногда… иногда ею овладевала тоска, и, если Сережа был дома, она терпела и, плотно сжав губы, возилась у плиты или с остервенением оттирала пятна со вздувшегося линолеума. Но когда он был в школе или гулял, она, уронив голову на скрещенные на столе руки, выла, как одинокая волчица, и живущая за стеной старуха, переехавшая сюда в шестьдесят первом году из огромной коммуналки в Марьиной роще, где ее прозвали Тухлая Кость за худобу и склочный характер, с наслаждением прислушивалась.

* * *

В день отъезда Филиппа дождь перестал, и выглянуло неяркое осеннее солнце. Филипп вышел из гостиницы и прямо на Тверской поймал такси.

До Шереметьева оставалось меньше двух километров, когда таксист, простоватый парень с добродушным лицом, спросил его:

— Куда летите-то?

— В Париж.

Парень удовлетворенно кивнул:

— Я так и подумал.

— Почему?

— А сразу видно!

Филипп промолчал.

— Понравилось у нас?

— Нет.

— Чего так?

— Долго рассказывать.

Филипп смотрел, как раскачивается подвешенный к зеркалу заднего вида брелок — такой же, как тот, который он подарил Наташе за день до ее отъезда.

— Чего смотрите? — осклабился парень. — Понравился?

— Понравился.

— Так это ж ваш, французский! — воскликнул тот, словно удивляясь, как может нравиться столь легко доступный предмет. Филипп не ответил.

Мне его одна красивая баба подарила, — парню явно хотелось поговорить. И добавил убежденно: — У вас таких баб нет. Такие только в России водятся.

Филипп внимательно посмотрел на него:

— Как ее зовут?

— Кого?!

— Эту… бабу.

— Ну откуда я знаю? — Парень рассмеялся. — Я ее вез…

— Как она выглядела?

Парень дико посмотрел на него.

— Пожалуйста, — акцент его стал резче, — я вас очень прошу, скажите, как она выглядела?

Филипп вынул из кармана бумажник и трясущимися руками начал доставать деньги.

— Вы чего? Не надо. Ну вы даете!.. Я так расскажу.

Парень, улыбаясь, постарался как мог описать Наташу. Когда Филипп услышал: "Такие еще у нее кудряшки на шее, вроде как рыжие…", — сердце у него отчаянно забилось. Парень продолжал:

— Денег у нее не было. Расплатилась она, знаете, как? Часики дала такие классные…

— Черные, в форме ромбика?

— Да вроде…

— Они у вас?

— Не, я их ей назад отдал. Жалко мне ее стало. За это она мне эту штуковину и подарила.

— Почему жалко? — У Филиппа бешено стучало сердце.

— Так сын у нее вроде наркоман.

— Откуда вы знаете?

— Я ее в диспансер возил. Она мне сама сказала.

— Когда это было?

— Так вскоре после майских праздников.

— Везите меня в этот диспансер.

Парень опять дико посмотрел на него:

— А как же самолет-то?

— Неважно. Поехали.

— Так я вам тогда лучше дом покажу, где она живет. Я ее от дома возил, а потом опять домой.

— В Сивцевом Вражке?

— Ну.

— Она там больше не живет.

— А чего в диспансере-то делать? Диспансер районный. Если она переехала, то теперь в другой диспансер ходит.

— Все равно. Я спрошу.

— Так кто вам там чего скажет? Там матери родной никто ничего не скажет. А вы… иностранец.

За что вы так иностранцев не любите?

— Так кто вас знает, что у вас на уме? Вон американцы…

Филипп не слушал. Его мысли были сосредоточены на одном — последний шанс. Последний шанс, который судьба подбросила ему в лице этого разговорчивого парня.

Машина развернулась и быстро покатила к Москве.

— А вы чего, знаете ее? — спросил таксист.

— Да, — ответил Филипп и, помолчав, добавил: — Это моя жена.

Через полчаса машина остановилась около невзрачного строения желтого цвета.

— Подождите здесь, — Филипп стремительно бросился из машины.

Войдя в здание, он увидел длинный коридор, по обеим сторонам которого вдоль стен, покрашенных зеленой масляной краской, сидели люди в ожидании приема. Справа, перед регистратурой, освещенной лампами дневного света, стояла небольшая очередь. Он встал в очередь за молодым человеком в кожаной куртке и стал терпеливо ждать. Подойдя к окошку, он наклонился и увидел толстую женщину в белом халате и чепчике с завязками, которые болтались у нее по плечам. Филипп вежливо поздоровался и сразу почувствовал, что у него, как бывало всегда, когда он волновался, резко усилился акцент. Толстая регистраторша подняла глаза и в изумлении уставилась на него: такие птицы не часто залетали в их диспансер.

— Я вас слушаю, — строго сказала она.

— Пожалуйста, помогите мне, я вас очень прошу… — быстро проговорил Филипп.

— Что случилось? — отшатнулась регистраторша.

— Несколько месяцев назад в ваш диспансер обращалась женщина по поводу своего сына. Мне необходимо ее разыскать. Может быть, у вас есть какие-нибудь данные о…

Она перебила его:

— Мы справок не даем.

— Пожалуйста, выслушайте меня. У меня билет на самолет, — Филипп полез во внутренний карман плаща. — Вот, я должен был вылететь сегодня в Париж, но только что совершенно случайно узнал, что она обращалась в ваш диспансер, и…

— Я вам еще раз повторяю, мы справок не даем.

— Мне нужен только адрес. Или номер другого диспансера, если она больше не числится в вашем. Пожалуйста. Я готов заплатить, сколько вы скажете.

— Слушайте, здесь диспансер, а не адресное бюро.

— Я там уже был, там данных о ней нет…

— Чего же вы от нас хотите? Я же объяснила…