Черное платье - [74]

Наташа пыталась успокоиться, взять себя в руки, но мысль о том, что он был здесь, был так близко от нее, был, возможно, в тот момент, когда она больше всего нуждалась в нем, и не нашел ее, и теперь она никогда, никогда больше не увидит его, а он никогда не узнает, что у них будет ребенок, терзала ее сердце. Внезапно она остановилась.

"Виктор. Он наверняка что-то знает. Не может быть, чтобы Филипп, который зашел к Людмиле Ивановне, не пытался что-то выяснить обо мне в квартире, где я раньше жила. Этого просто не может быть. Неужели Виктор?.."

Эта мысль уже как-то приходила ей в голову, но она отогнала ее, потому что подозревать кого-то в том, чего она сама никогда не могла бы совершить, казалось ей недостойным, но теперь… Что сказала тетя Люда? Что Виктор приходил к ней на следующий день после Филиппа. Да, кажется так. Он приходил, чтобы что-то починить. И больше, сказала тетя Люда, она его не видела.

Когда же это было? Тетя Люда сказала, что недели через две-три после того, как они переехали. Значит, примерно тогда, когда умерла мама. "А ведь я просила его сказать ей об этом, я даже объяснила ему тогда, что мама прожила рядом с ней пятьдесят лет, что она не чужой нам человек. Почему же он ничего не сказал? И совершенно неважно, когда он у нее был — до или после смерти мамы, — важно, что я просила его об этом, а он почему-то этого не сделал, хотя и познакомился с ней. Да вовсе и не надо быть знакомым для того, чтобы выполнить такое поручение. Да, и что-то еще… Что-то еще она сказала о его приходе. Ну, конечно! Она показала на стол и сказала: вот тут он и сидел. Да-да, он чинил выключатель. А письмо лежало на столе, в самом центре, она еще показала — вот здесь. И если Виктор что-то знал о Филиппе, то есть если Филипп искал меня по прежнему адресу, а иначе и быть не могло, значит, Виктор знал, наверняка знал. И что? Увидел письмо и вытащил один листок? То есть прочитал его, все понял и вытащил самое главное, то есть адрес и телефон? Как это может быть? Этого просто не может быть!

Нет, подожди, не спеши, — говорила она себе, — ты должна все спокойно обдумать. Ты уже наделала столько глупостей, что давно пора остановиться. Откуда Виктор мог знать, что Филипп был у тети Люды? Не мог он этого знать".

И вдруг она вспомнила, что через глазок прекрасно видна дверь Людмилы Ивановны.

"Прежде чем зайти к тете Люде, Филипп наверняка позвонил в нашу квартиру. Если он все рассказал ей, то вполне мог что-нибудь сказать и Виктору. Значит, Виктор все знал про наши отношения или, по крайней мере, догадывался и видел через глазок, что Филипп пошел к ней. Значит, когда он был у нее, он увидел письмо и понял, от кого оно. И если он был способен соврать Филиппу, что не знает, где я, то почему бы ему не прочитать письмо? Тем более что это всего несколько маленьких страничек. И если он его прочитал, то прекрасно все понял, а главное, сообразил, что без адреса и телефона мне его никогда не найти. Значит, совершенно ясно — все это происходило до смерти мамы. Он не мог допустить, чтобы я увиделась с тетей Людой, потому что иначе она бы рассказала мне все… И скрыл от нее, что мама умерла. Неужели? Неужели это может быть? Не насочиняла ли я опять страшных историй? Ведь один раз со мною это уже было? Может быть, вернуться и еще раз ее расспросить? Нет, не хочу копаться в грязи. Я просто спрошу у него сама, когда он придет. А ведь он придет за ответом…"

* * *

Начались дожди, похолодало, но топить еще не начали, и когда в следующую субботу пришел Виктор, Наташа куталась в старый шерстяной платок, который раньше принадлежал ее матери. Он, как всегда, протянул ей цветы и пластиковый пакет с бутылкой шампанского. Наташа почувствовала, что если сейчас, сразу, ничего не скажет, то потом уже никогда не сможет этого сделать. И еще она подумала: "Если я спрошу его, он солжет". Она посмотрела ему в глаза и тихо сказала: "Я виделась с Людмилой Ивановной. Я все знаю", — и по тому, как изменилось его лицо, поняла, что, подозревая его, была права.

— Вот, значит, как, — сказал Виктор и что-то пробормотал про себя. Наташе показалось, что он выругался. — И что ты знаешь?

— Все. Я знаю, например, что ты вытащил из письма, которое лежало на столе, страничку с адресом. Ты сказал Филиппу, что не знаешь, где меня искать. Ты не сказал Людмиле Ивановне, что умерла мама, потому что не хотел, чтобы…

— Ну, ладно, хватит! Никаких писем я не читал, ничего ниоткуда не вытаскивал, про похороны сказать забыл, потому что бегал высунув язык по твоим делам, за что ты сейчас мне и говоришь спасибо. А соседку твою я видел только один раз: зашел к ней, чтобы посмотреть проводку, а она мне про свое — мол, кран течет. Я кран ей починил, как дурак, а за это она про меня, значит, такое наговорила. А ты поверила.

"Он даже не спросил, кто такой Филипп. Он лжет", — подумала она и сказала:

— Я не верю ни одному твоему слову.

— Не веришь? А что ж ты раньше верила, когда тебе это было нужно?

— Боже мой…

— Когда твоего пацана надо было найти, верила? Когда квартиру хотела продать, верила? Мать похоронить — я пригодился? А сейчас что — ничего не нужно, раз ты мне такое говоришь? — Он шел за ней по коридору, пока она не вошла в комнату и не села на диван.