Черное платье - [13]

Потом, там же неподалеку, она зашла в небольшой «Макдоналдс», поднялась на второй этаж и закрылась в туалетной кабине. Когда несколько минут спустя из дверей единственного на весь квартал дешевого ресторана вышла молодая женщина в элегантном черном платье, большие часы на перекрестке улиц Пасси и де ля Помп показывали семь.

* * *

«Куда теперь?..»

Ей захотелось оказаться в каком-нибудь другом, неизвестном ей районе Парижа, и она двинулась вперед в поисках метро. Она прошла довольно большое расстояние, когда на одном из перекрестков ей попалась уютная и явно очень дорогая кондитерская. Воображая себя героиней романа, светской дамой, Наташа вошла в кафе, заказала чашку чая и пирожное со смешным названием «tete de negre»[8]. Сев за столик и сообразив, что это невинное удовольствие обошлось ей в сумму, равную половине ее зарплаты, засмеялась от удовольствия. Подобно Маргарите, она чувствовала себя помолодевшей, похорошевшей и немного ведьмой. Конечно, она ведьма, шпионка, преступница! Как, оказывается, весело быть грешницей! Как смотрит на нее этот господин в дорогом костюме! Какое наслаждение этот чай! К черту угрызения совести! К черту, к черту, к черту! Как хорошо!

Потом она села в метро и, ориентируясь на знакомые названия, доехала до Сен-Жермен-де-Пре. Постояла в соборе, любуясь лучами заходящего солнца, пробивающимися сквозь цветные витражи, потом с удовольствием посмотрела на представление маленького мима на площади перед собором и, вылезая из толпы, столкнулась с длинноволосым итальянцем. Он бросил на нее восхищенный взгляд и, прищелкнув пальцами, громко сказал: «Bella! Bella!»

«Да, я красива, красива, красива! Как хорошо!»

Часы на Сен-Жермен пробили восемь. Наташа почувствовала усталость и подумала, что пора возвращаться.

«Не пора ли домой? А платье? Может быть, снять? Что я скажу Ленке? Ладно, придумаю что-нибудь…»

Она двинулась в сторону метро и, проходя мимо полной народу террасы большого кафе на углу бульвара Сен-Жермен и какой-то неведомой ей улицы, почувствовала на себе чей-то взгляд. «Показалось», — мелькнуло у нее в голове. Она сделала пару шагов, но, словно повинуясь какому-то странному импульсу, вдруг обернулась: из глубины террасы на нее в упор смотрели черные глаза Филиппа Левека.

Впоследствии ей было всегда немного странно вспоминать эту минуту, и даже не минуту — несколько коротких мгновений, в течение которых она, нелепо остановившись посреди тротуара, смотрела на него, а он, тоже не сводя с нее глаз, не делал ни малейшей попытки ни заговорить с ней, ни сдвинуться с места — так, будто они оба, словно предчувствуя что-то, не могли или не хотели подойти друг к другу.

Наконец Филипп встал и направился к ней.

— Я вас едва узнал. — Он по-прежнему не сводил с нее глаз. — Я хотел вас позвать, но не был уверен…

— В чем?

— Что это вы. — Он немного помолчал. — Вы очень изменились.

Она с удовольствием заметила, что он растерян.

— Вы тоже.

— Я?

— Да. Вы кажетесь растерянным.

Они оба засмеялись.

— Я растерялся, потому что вы… вы такая красивая.

«Да. Да. Bella, bella!»

— Могу я пригласить вас за свой столик?

— С удовольствием. Я голодна как волк.

Филипп сказал, что пообедать они смогут только внутри, и они устроились на втором этаже в уютном уголке у окна. Она делилась с ним впечатлениями от Парижа, говорила весело, легко, часто вставляя французские слова и целые фразы, и каждый раз спрашивая его: «Правильно? Правильно я говорю?» — а Филипп, улыбаясь, смотрел на нее через стол.

Потом они вышли из ресторана. Наташа чувствовала себя отдохнувшей и полной сил, и когда он предложил походить по городу, охотно согласилась. Они пошли в сторону Эйфелевой башни, которую она еще не видела вблизи, и по дороге Филипп рассказывал ей про Париж.

Когда они дошли до Марсова Поля, начало смеркаться. Казалось, Эйфелева башня, подсвеченная изнутри, словно гигантский фантом, плывет над городом. Под башней, возле одной из опор, стояла длинная очередь: кто-то ел мороженое, кто-то жевал сэндвичи, сделанные из длинных французских батонов, кто-то развлекался светящимися в темноте дешевыми игрушками. Они тоже встали в очередь, и минут через тридцать большой оранжевый лифт поднял их на самую высокую точку Парижа. В Сене отражались разноцветные огни речных трамвайчиков, а город, который Филипп показывал ей сверху, словно таял в сиреневой дымке.

— Где ваш дом? — спросила она.

— Мой? Раньше я жил там, — Филипп показал куда-то на запад. — А теперь у меня дома нет… — и, заметив ее удивленный взгляд, объяснил: — Я развожусь с женой и пока живу у друзей. Это там. — Он протянул руку в другом направлении. — Впрочем, друзья возвращаются в это воскресенье, и мне, наверное, опять придется куда-нибудь переехать. Не пугайтесь, я вовсе не собираюсь становиться клошаром — я подыскиваю себе квартиру.

Спустившись, они перешли Сену по мосту Йена к Трокадеро, откуда со смотровой площадки любовались фонтанами: гигантские струи воды красного, зеленого и желтого цвета с ревом вырывались из огромных труб, похожих на пушечные стволы. Потом, увидев молодежь, танцующую под звуки тамтамов, по которым ритмично и вызывающе ударяли длинные ладони чернокожих музыкантов, Наташа, постоянно ощущая на себе его взгляд, начала самозабвенно двигаться в такт музыке. «Как давно я не танцевала!.. Он смотрит, как он смотрит!.. К черту, все к черту… Как хорошо…»