Чернобыль: История ядерной катастрофы - [6]

Перед партийными бонзами и директорами крупных предприятий, которые и дома имели доступ к дефицитным товарам, маячили другие возможности. Им следовало напомнить о себе московскому начальству, выпросить поставки и финансирование для областей, городов или заводов. Они старались поддерживать теплые отношения со старыми приятелями и заводили новые выгодные знакомства. Это почти неизменно подразумевало попойки, редко когда умеренные (неизбывную хворь номенклатуры). Горбачев, напуганный разгулом пьянства в Советском Союзе, уже в 1985 году дал старт антиалкогольной кампании. Карали за пьянство всех, не делая поблажек членам партийного и государственного руководства.

Виталий Врублевский, первый помощник Владимира Щербицкого (первый секретарь ЦК КПУ возглавлял в феврале 1986 года украинскую делегацию), запомнил случай, когда сотрудники КГБ, проверявшие пропуска делегатов на каком-то партийном съезде в Москве, учуяли запах водки. Об этом донесли на самый верх. Виновным оказался один из секретарей обкома с востока Украины («в шахтерском крае и нравы рабочие»). Наказание было суровым. «В этот же день на Секретариате ЦК украинского делегата исключили из партии – домой он вернулся уже беспартийным», – рассказывает Врублевский. Он и сам с трудом избежал взыскания после загула с космонавтами, своего рода советскими рок-звездами. На утро запахло жареным: «Сидевший в президиуме Владимир Щербицкий все время посматривал в сторону своей делегации. А у меня, как назло, голова постоянно падала». Выручил Врублевского друг, который незаметно сжимал ему колено, как только тот начинал засыпать[6].

В составе украинской делегации приехал на съезд и Виктор Брюханов, пятидесятилетний директор Чернобыльской АЭС им. В. И. Ленина. Долгое членство в партии, работа на одном из самых ответственных постов в отрасли принесли ему (впервые) и такую награду. Среди пяти тысяч делегатов новички составляли три четверти, но директоров вроде Брюханова насчитывалось немного – около семи процентов. Невысокий, стройный, с курчавыми темными волосами и несколько смущенной улыбкой, Брюханов производил приятное впечатление. Подчиненные ценили в нем опытного инженера и уравновешенного руководителя. Он почти не пил – его страстью была работа. Приходил рано, уходил поздно, говорил мало и пользовался редкой в Советском Союзе славой: начальника, у которого дело спорится, а подчиненные довольны[7].

Поездка в Москву означала признание заслуг того, кто стоял у руля третьей крупнейшей атомной станции в мире. Брюханову поручили командование ЧАЭС в то время, когда она существовала почти только на бумаге. А теперь у него работали четыре энергоблока, каждый мощностью по тысяче мегаватт. В 1985 году шло сооружение еще двух, но станция и без них перевыполнила план, выдав на-гора 29 миллиардов киловатт электроэнергии. За плодотворный труд директора наградили двумя орденами. Казалось, на подходе и звезда Героя Социалистического Труда с орденом Ленина в придачу. В конце 1985 года Верховный Совет Украинской ССР поздравил Брюханова с пятидесятилетием, он стал делегатом партийного съезда. Такая награда была не хуже, если не лучше иных медалей.

Накануне юбилея в гости к директору приехал киевский журналист – взять интервью о достигнутых успехах и планах на будущее. Немногословный Брюханов на этот раз охотно отвечал на все вопросы. Вспомнил зиму 1970 года, когда он приехал в Чернобыль (города Припять еще не было) и остановился в гостинице. Ему не исполнилось и тридцати пяти, а его прочили в директора атомной электростанции, которую еще только предстояло построить. Брюханов не стал скрывать, что поначалу робел. Но это в прошлом. Теперь он руководил коллективом из нескольких тысяч управленцев, инженеров и рабочих. Фактически на нем лежала ответственность и за весь атомград Припять с населением в пятьдесят тысяч человек – главным образом работников ЧАЭС и строителей. Брюханов даже посетовал репортеру на то, что постоянно вынужден расходовать ресурсы станции на городское хозяйство, отвлекать людей. Но непростая роль отца города давала и определенные преимущества. Уже в ходе подготовки к съезду множество его портретов появилось на страницах местных и областных газет, включая чернобыльскую[8].

На фотографии делегатов Киевской области, снятой в дни съезда на Красной площади, и на другой – уже по возвращении в Украину – Брюханов позирует в модной ондатровой шапке и короткой дубленке, с мохеровым шарфом на шее. Такая одежда говорила о высоком статусе – ее было трудно достать и стоила она дорого. У Брюханова не было необходимости охотиться за дефицитом. Свободное время в Москве он тратил на встречи с коллегами по атомной промышленности и лоббирование через членов ЦК и сотрудников Министерства энергетики и электрификации, которое заведовало атомными станциями. Головной боли бюрократия ему почти не доставляла – во многих партийных и министерских кабинетах заседали бывшие сослуживцы по Чернобыльской АЭС[9].

Утром 25 февраля 1986 года Виктор Брюханов и еще несколько тысяч человек заняли свои места в Кремлевском дворце съездов. Новички вроде него, впервые попав в партер огромного зала, внимательно следили за обрядом, исполняемым в президиуме, – он сохранился со сталинских времен почти без изменений.