Чёрно-белый человек - [5]

— То есть, Вы знали, что софит может взорваться и никого не предупредили об этом? — встрял прокурорский.

— Не понял. О чем предупредить?

— О том. Что. Софит. Может. Взорваться. — явно сдерживая раздражение повторил обладатель более светлого мундира, выделяя и как бы подчеркивая каждое слово.

— Как об этом можно предупредить? — Руденко тоже начал раздражаться, — У вас дома, что, никогда лампочки не перегорают? Вас ведь никто не предупреждает об этом непосредственно перед их перегоранием.

— Перегоревшие лампочки не наносят тяжких телесных повреждений. В отличии от вчерашнего инцидента! — прокурорский повысил голос.

— Каких тяжких? — Виктор почувствовал, что уже по-настоящему разозлился на нелепые, как ему показалось, домыслы, — обошлось же двумя полосками наклеенного пластыря!

— Они оба до сих пор говорить не могут. И врачи не знают почему, — сказал представитель СК, недоуменно разведя руками.

— А для одного из потерпевших — это как раз и есть тяжкие телесные повреждения. И у нас есть основания полагать, что это не простая случайность, как Вы пытаетесь показать, а умышленные действия, — уже с явной угрозой добавил прокурор.

— Умышленные действия осветительного прибора? — ехидно поинтересовался Руденко, еле сдерживаясь, чтобы не повысить голос.

— Не надо ёрничать! — почти прошипел светломундирник, — до полного прояснения всех обстоятельств и завершения всех технических экспертиз все, имеющие доступ к студийной аппаратуре, не должны покидать Москву.

— То есть все мы находимся под подозрением в совершении почти теракта? — как ему удалось не расхохотаться, Виктор так и не смог понять.

Ответом были лишь два взгляда: очень злой и слегка укоризненный.

«Да чтоб вы подавились своими подозрениями!» — пробурчал про себя Виктор, имея ввиду только прокурорского.

Через несколько секунд, перестав сверлить взглядом подозреваемого, «злой» подошёл к столику в углу комнаты, на котором стояло несколько маленьких бутылочек с водой, взял одну, открыл и отхлебнул. А дальше Виктор с ужасом наблюдал, как человек едва не расстался с жизнью, судорожно пытаясь откашляться от попавшей не в то горло воды. Вскочивший коллега со всей силы лупил его ладонью по спине, второй рукой придерживая согнувшегося почти пополам бедолагу.

«Надеюсь, хоть в этом меня не будут обвинять», — подумал Руденко. И вдруг похолодел. «А ведь я действительно в этом виноват! Я же только что пожелал ему подавиться! И вчера тоже. Сам же сказал, чтобы языки поотсыхали…» От страха противно заныло в животе, и даже слегка закружилась голова. Он почувствовал, что если прямо сейчас его спросят о чем угодно, с ним случится истерика, он начнет каяться и его тут же либо посадят в кутузку, либо упекут в дом скорби. На его счастье (хотя какое уж тут счастье) кашель прокурора продолжался еще почти целую минуту, и Виктор почти успокоился. «Не-е-е-т, стороннему человеку надо самому быть сумасшедшим, чтобы поверить в такие совпадения, связать оба случая и привязать к ним именно меня…  Н-да, мистика просто какая-то.»

Пока прокурор продолжал покашливать, второй следователь продолжил:

— А действительно, возможно ли внести какие-то изменения в конструкцию софита, чтобы гарантированно получать вчерашний «спецэффект».

— Н-не думаю, — Виктор выглядел немного испуганным, что было вполне естественно на фоне только что произошедшего, поэтому «добрый» не придал этому значения, — но…  даже если это кому-то и удалось бы, рассчитать траекторию разлета осколков…  Да и это не важно. Предугадать с точностью до секунды и сантиметра, где именно будут стоять Орлов и Чимралюк — это какая-то совсем уж ненаучная фантастика.

Теперь уже сам следователь немного смутился:

— Да, этот момент мы как-то упустили. Привыкли, что в случаях всяких подрывов такая точность не имеет значения…  Ладно…  давайте пока закончим. Если понадобится, мы Вас ещё побеспокоим, поэтому, действительно, по возможности не планируйте долгих поездок в ближайшее время.

— Я вообще последний год никуда ни далеко, ни надолго не уезжал. И какое-то время ещё не соберусь точно, — Виктор тяжело вздохнул, — Семейные обстоятельства…

На этом неприятная во всех отношениях беседа, наконец, завершилась и он поехал домой. Сегодняшняя работа по его слёзным мольбам перенеслась на завтрашнее раннее утро, а сейчас ему срочно нужно было посидеть в тишине и подумать. Крепко подумать.

* * *

Купив по дороге бутылку красного вина и свои любимые сухие бисквитные палочки, Виктор, придя домой, уселся перед ноутбуком и запустил какой-то видовой фильм наугад. Несколько минут бездумно глядел на меняющиеся на экране пейзажи, макая бисквиты в вино и поглощая их один за одним. Когда они закончились, он с сожалением посмотрел на пустую обертку и подумал, что надо было бы купить ещё. И тут его озарило!

— Хочу, чтобы здесь появилась ещё одна полная упаковка такого печенья!! — от охватившего его возбуждения Виктор почти кричал.

Ничего не произошло. Он попробовал проговорить то же самое про себя, менял слова, интонации, взывал к пустой пачке, чтобы она вновь наполнилась. Тщетно. Наконец, поняв бессмысленность таких экспериментов, Руденко вынужден был констатировать: никаких материальных благ простыми пожеланиями не добиться. И тут же проделал то, что полагается делать современному одинокому человеку в минуты великого изумления и разочарования одновременно — затеял внутренний диалог.