Чернильный ангел - [71]

— Сейчас! Только желудок освобожу!

Я закрылся в уборной. Может быть, элегантно повеситься? Рано!

— А ты такой же проти-ивный, как тогда! — Только я вышел, она провела мне по шее своей ручкой, я дико вскрикнул, боль перерезала горло.

Я быстро глянул в зеркало — кровь!

— Ой, прости, пожалуйста! — всполошилась она. — Это я тебя алмазиком нечаянно — тут у меня такой противный алмазик — царапается!

Ну, если алмазом — тогда ничего! Ежели алмазом — другое дело! Алмазом — всегда пожалуйста!

«Что это за шрам у тебя на горле?» — «Да это тут алмазом меня...» — «A-а. Это хорошо!»

Я пошел в ванную, набросал грязных вещей в таз.

— Серьезно собираешься стирать?

— Конечно!

— Проти-ивный! — все время крутилась рядом, самое было время ее ущипнуть — но рука не поднималась. Что-нибудь по хозяйству, чувствую, еще можно, а что-нибудь более волнительное — ни в какую! Да, понял я, дело дрянь! Если уж на такое не поднимается — это конец!

Спина ее гладко уходила вниз, внизу плавно поднималась, как Кавголовский трамплин, — даже перехватило дыхание... Не поднимается рука!

— Ну и ладно! — Она обиженно повернулась и ушла.

В прихожей стала набирать номер... Мужа вызывает? Это конец!

— Бо-орька? — заговорила она. — Ну это я! Ну — Томка, противная девчонка! Что значит — не помню? — голос ее вдруг зазвенел. — Тамара Семеновна! Вспомнил теперь?!

Даже я испуганно заметался. Королева микрорайона! Новая аристократия! Так вот какая она!

— ...Ну-у Бо-орька! — снова затянула она. — Ну я хочу лы-ытки! Ну лы-ы-ытки! Найдешь! — Она вдруг резко бросила трубку. — Бараньи лытки, видишь ли, не может найти! Он всем нам обязан! Совсем народ обнаглел! — Ее яростный взгляд уткнулся в меня. — Ты это куда?

— Должен срочно идти! — стал топать в прихожей, показывая, как именно должен идти.

— Зачем это?

— Белых крысок кормить. Завел, понимаешь, белых крысок! Беда! Если не покормишь их вовремя — скандал!

— Обождут! — начальственно уже так произнесла.

— Крыски?.. Да ты не знаешь, какие они! — слезы вдруг навернулись мне на глаза. — ...Да не только в них дело, — взял наконец себя в руки... (Ну, а в чем же еще?) — Что, если Виктор нас застанет? (Вот!)

— Ну и пусть! — губки надула. — Не будет таким противным, как вчера!

Выходит, чаровнице этой все равно: пусть мы изувечим друг друга — лишь бы не были такими противными!

Пошел на кухню — выпить чашку воды... Вот, значит, знаменитая эта плита! И за такую дрянь я собирался платить самым ценным на свете веществом? Идиот!.. Есть такая порода людей — все время внушают себе: «Ну уж поунижаюсь еще немного, пока не встану окончательно на ноги! А там перестану!» Не перестанешь! Если вставать на ноги — то только резко, иначе всю жизнь свою останешься на коленях!

Я схватил подстаканник, несколько раз с отчаянием ударил себя по голове... Был бы первый случай в криминалистике: убил себя подстаканником! Но не получилось.

Поставил подстаканник на место, решительно в комнату к ней вошел.

— Должен признаться тебе, — сказал я. — Я не бескорыстно к тебе пришел.

— А зачем? — впервые какой-то интерес у нее в глазах появился.

— ...Хотел плиту через тебя достать!

— Проти-ивный! — явно при этом оживилась. — А какая тебе нужна плита?

— Об этом хотелось бы в конторе поговорить, — неожиданно сказал.

— Ой, зачем в конторе? Ведь я же здесь!

— А мне бы хотелось в конторе! — тупо повторил.

— Ну и пожалуйста! — плечиком повела. — Только не получится там у тебя ничего!

— А это мы посмотрим!

Отомкнул дверь, выскочил на улицу.

Примчался в контору.

— Опять это вы? — секретарша говорит.

— Опять! — говорю. — И «опять» это будет, покуда... Пока не...

Сбился! Толкнул дверь — заперта!

— Я вам ясным языком говорю — Тамары Семеновны сегодня не будет... Неужели, — на жаркий шепот вдруг перешла, — вы с ней по-человечески не сумели договориться?

— Не сумел!

— Ну и ходи голодный! — совсем уже нагло мне говорит.

— Ну хорошо... — Поднял левой рукой правую руку, посмотрел — вряд ли уже когда-нибудь пригодится теперь... Размахнулся! Бабах!! ...Треск. Облако штукатурки... Поднялся я с другого уже пола — был на линолеуме, поднялся с паркета. Дверь отлетела к дальней стене.

— Вот так вот, приблизительно, — отряхиваясь, говорю.

— Ну и чего вы добились? — бледная секретарша в проеме стоит.

— Своего.

— А зачем клей хватаете? — понемногу стала в себя приходить.

— Жене зуб подклеить. Подклею — сразу же верну.

Через минуту, наверное, вбежал домой... Вся комиссия в сборе — жена, Никпёсов, Пашков.

— Вернулся? — обрадовалась жена.

— Вернулся! Но если вы думаете, что и дальше будете ездить на мне... во — фигу видали? — я показал.

— А рука-то работает у тебя! — сказала жена.

Никогда

Тяжело возвращаться домой с чувством вины после некоего трудно объяснимого отсутствия!

Выручает пес. Только откроешь дверь в напряженную, густую тишину, пытаясь хотя бы по запахам торопливо определить, что в доме нового (слов тут дождешься еще не скоро!), как сразу же радостно слышишь, как он, клацнув когтями, торопливо сваливается с дивана, и вот цепочка цоканий быстро приближается к тебе, и вот уже он, забыв об остром запахе псины, которого в обычное время стесняется, ликующе прыгает рядом с тобой, пытаясь достать до лица и лизнуть тебя в губы. Отчаянно, безрассудно взлетает он на высоту, в три раза превосходящую его рост, падает страшно, со стуком костей, но тут же, забыв на время о боли, снова прыгает, как пружина. Вопли боли и восторга смешиваются и дополняют друг друга.