Чернильная смерть - [179]
Волшебный Язык тоже не избавился от Перепела. Сажеруку порой казалось, что тот едет рядом с ними, и он в который раз спрашивал себя: может быть, это просто две стороны одного человека? Как бы то ни было, переплетчик любил этот мир не меньше, чем разбойник.
Реза высыпала остатки семян в озеро, но ласточка вернулась в первую же ночь, когда они устроили привал под деревом с мохнатыми желтыми цветами на голых ветках. Она превратилась во сне и взлетела на цветущие ветки, где лунный свет серебрил ее крылья. Увидев ее там, Сажерук разбудил Волшебного Языка, и вместе они дожидались под деревом, чтобы ласточка с наступлением утра слетела вниз и превратилась в женщину.
— Что будет с ребенком? — испуганно спросила она.
А Волшебный Язык ответил:
— Ему будут сниться полеты.
Как переплетчику снился разбойник, а разбойнику — переплетчик, так и Огненному Танцору — языки пламени и комедиантка, умеющая плясать, как они. Может быть, этот мир был на самом деле соткан из грез, а старик лишь облек их в слова.
Реза расплакалась, когда они добрались до пещеры и нашли ее пустой. Но Сажерук обнаружил перед входом нарисованную углем птицу — знак Силача. Под знаком был закопан рисунок, который Дориа, очевидно, предназначал для старшего брата. Сажерук слыхал когда-то о таком дереве с человеческими гнездами, но своими глазами не видел.
Им понадобилось два дня, чтобы его отыскать. Сажерук первым увидел великана. Он схватил под уздцы лошадь Волшебного Языка, а Реза в страхе прижала руку к губам. Зато Виоланта смотрела на великана восторженно, как ребенок.
Великан держал на ладони Роксану, как будто она тоже превратилась в птицу. Брианна побледнела, увидев мать между огромными пальцами. Сажерук соскочил с коня и направился к великану.
Между его огромными ногами стоял Черный Принц со своим медведем. Хромая, он тронулся Сажеруку навстречу, и вид у него был невероятно счастливый.
— Где Мегги? — спросил Волшебный Язык, тоже обнявшись с Принцем.
Баптиста показал наверх, на гнезда.
Сажерук никогда не видывал подобного дерева, даже в самых диких глубинах Непроходимой Чащи. Ему хотелось тут же вскарабкаться по стволу к гнездам и веткам, на которых, как птицы, сидели женщины и дети.
Мегги окликнула отца, и Волшебный Язык кинулся ей навстречу. Она спустилась со ствола по канату так ловко, словно всю жизнь жила на деревьях. А Сажерук обернулся и посмотрел вверх, на Роксану. Она что-то шепнула великану, и он так осторожно опустил ее на землю, словно боялся разбить. «Только бы никогда больше не забывать ее имени», — думал Сажерук. Он попросит огонь выжечь эти буквы в его сердце, чтобы даже Белые Женщины не могли их смыть. Роксана. Сажерук обнял ее, а великан смотрел на них хамелеоньими глазами, в которых, казалось, отражаются все краски мира.
— Оглянись, — шепнула ему Роксана.
Сажерук увидел, как Волшебный Язык обнимает дочь и утирает слезы с ее лица, как Книгожорка бежит к Резе — она-то откуда тут взялась, во имя всех фей? — как Туллио уткнулся мохнатым лицом в юбку Виоланты, как Силач едва не задушил Волшебного Языка в объятиях… и…
Фарид.
Он стоял, раскапывая босой ногой свежевыпавший снег. Обуви он по-прежнему не носил, зато, кажется, подрос.
Сажерук шагнул к нему.
— Ты, я вижу, хорошо заботился о Роксане, — сказал он. — А огонь тебя слушался, пока меня не было?
— Он всегда меня слушается! — Да, мальчик повзрослел! — Я сразился с Коптемазом.
— Надо же!
— Мой огонь сожрал его огонь.
— Правда?
— Да! Я залез на плечо великана и оттуда поливал его огнем. А потом великан сломал ему шею.
Сажерук невольно улыбнулся, и Фарид улыбнулся в ответ.
— А ты… Ты теперь снова уйдешь? — Юноша оглянулся с такой тревогой, словно Белые Женщины уже дожидаются у него за спиной.
— Нет, — ответил Сажерук и снова улыбнулся. — Пока нет, наверное.
Фарид. «Пусть огонь выжжет в моем сердце и это имя, — думал Сажерук. — Роксана. Брианна. Фарид. И конечно, Гвин».
Омбра
Что, если этот много лет знакомый путь
Вдруг решит не вести больше к дому, а пойдет зигзагами
Как хвост воздушного змея, просто и бесцеремонно!
Что, если его гудроновая кожа
Была лишь длинным рулоном ткани, Которую разматывают, и она приспосабливается по форме
К тому, что похоронено под ней?
Что, если он сам направит себя, куда захочет, В незнакомые места, через горы.
На которые вдруг придется взбираться.
Кто отказался бы тогда идти с ним?
Кто не хотел бы знать, чем кончится сказка.
Или куда приведет дорога?
Шейна Пью. Что, если этот путь…
Когда Черный Принц привел детей обратно в Омбру, зубцы городских стен были покрыты снегом. Женщины забрасывали его тряпичными цветами. Над башнями снова реял герб со львом, но теперь его поднятая лапа опиралась на книгу с пустыми страницами, а грива была огненная. Зяблика не было. Он сбежал от великана не в Омбру, а прямо во Дворец Ночи, в объятия сестры, а Виоланта под покровом ночи вернулась в свой замок, чтобы принять власть над городом и подготовить его к возвращению детей.
Мегги с Элинор, Дариусом и Фенолио стояли на площади перед воротами замка, когда матери снова обняли сыновей и дочерей, а Виоланта со стены благодарила Черного Принца и Перепела за их спасение.
