Черниговского полка поручик - [66]

— Всех заточу в подвал лазарета. Оттуда не уйдешь…

— Заточу?.. — задумался Сухинов. — Держать под стражей — для этого тоже нужны силы… Да и потом найдутся предатели, которые поспешат освободить арестованных… — Он рассказал об ошибке, которую в свое время допустили восставшие черниговцы, и закончил: — Разумеется, в Нерчинске и в Иркутске скоро станет начальству известно о нашем деле, но к этому времени мы уже обретем силу и сами двинемся на Нерчинск, а путь из Иркутска перекроем. Вот только надобно нам еще пару пушкарей заиметь.

Очень нужны были деньги. Голиков предложил ограбить начальника рудника Черниговцева, но Сухинов запретил и думать об этом.

— Мы преждевременно откроем себя и погубим все дело! К тому же мы ведь не грабители.

К счастью, в начале апреля в Зерентуй под каким-то предлогом приехал человек от Волконского из Читы и привез немного денег. Большую часть из них Сухинов взял для своего дела.

Однажды ему удалось съездить в Нерчинск. Там он познакомился с некоторыми каторжанами, бывшими солдатами. Ему особенно понравился Пятин. Рискнул поговорить с ним откровенно. Тот с радостью принял предложение.

— Вы только начните, а за нами дело не станет. Я здесь знаю многих, которые пойдут на все.

— Когда услышите, что мы поднялись, захватите цейхгауз и удерживайте его, пока не прибудут от нас люди…

Возвращаясь в Зерентуй, Сухинов думал о Сергее Ивановиче Муравьеве-Апостоле. «Скоро, скоро, незабвенный Сергей Иванович, мы сполна отомстим за вашу смерть».

Сухинов везде видел слабые и необученные команды, которые собрать воедино и быстро бросить против восставших было практически невозможно. Для этого потребуются недели. А тем временем он, Сухинов, уже освободит своих читинских друзей, получит многочисленное пополнение… Отряд в полторы-две сотни вооруженных решительных людей, состоящих преимущественно из бывших солдат, конечно станет хозяином положения. Он будет увеличиваться от рудника к руднику, а властям нечего будет ему противопоставить.

Разбросанные по всему краю караульные команды невозможно собрать в один кулак хотя бы потому, что в оставленных ими пунктах немедленно начались бы восстания каторжан. Сухиновский отряд в таких условиях мог стать костяком повстанческой армии.

Приезжал иногда человек из Кличкинского рудника, некий Чеботарев. Разговаривали они уединенно, Сухинов называл Чеботарева своим старым знакомым, хотя узнал его здесь, на каторге.

Через Чеботарева Сухинов готовил восстание на Кличкинском руднике, но об этом он никогда ни словом не обмолвился даже среди своих ближайших помощников. Сигналом к началу выступления должен был послужить пожар зерентуйской тюрьмы.

Читинцы тоже не дремали. Они готовили побег, в успехе которого не сомневались. В отличие от плана Сухинова поднять восстание, они намеревались разоружить караул, спуститься по реке Ингаде, протекающей через Читу, попасть на Шилку, а затем по Амуру до океана, где была надежда встретить иностранное судно.

К осуществлению плана побега читинцев стало два препятствия. Нужны были крупные деньги и предварительная разведка Амура — нет ли на нем порогов. Вторую задачу успешно решил бывший морской офицер Завалишин. Он сумел нанять двух раскольников и послал их разведать Амур. Через полгода они возвратились и доложили, что порогов на Амуре нет. Путь открыт!

План побега декабристов из читинского острога был продуман до мелочей. В его исполнении организаторы нисколько не сомневались. Остановка была за деньгами. Крупные суммы денег, тайно переправляемые из Петербурга и Москвы, находились уже в пути. Где-то совсем недалеко радужными огнями светилась свобода. Читинцы не подозревали, что судьба их замысла решается в Зерентуе.

…Напротив небольшого покосившегося деревянного дома, в котором снимали комнату декабристы, размещался зерентуйский лазарет. Жил там лекарь Влодзимирский. Худой, маленького роста, с веснушками на лице. И хотя ему шел тридцатый год, похож он был на подростка. В поселке ходила о нем добрая молва.

Сухинов не раз встречал его на улице, но познакомиться поближе не было случая. Однажды воскресным днем декабристы убирали свою комнату. Из-за сильного дождя на улицу нельзя было выйти. В это время к ним забежал встревоженный лекарь:

— Господа, не смогли бы вы помочь мне перенести некоторые вещи из подвала, затапливаемого водой?

— Отчего же не помочь, — первым отозвался Сухинов. Его поддержали товарищи. После работы Иван Иванович обронил несколько слов о том, что у него иногда ноют старые раны. Болеслав Владимирович — так звали лекаря, — внимательно осмотрев его, сказал:

— К перемене погоды всегда будут ныть. Но не беда, с этим можно жить… Заходите, пожалуйста, у меня есть хорошие шахматы, да и картишки найдутся…

Сухинов воспользовался приглашением. Этот человек ему сразу понравился.

Заходил несколько раз просто так, поговорить. Болеслав Владимирович оказался приятным собеседником и, как старожил Зерентуя, знал многое, чего не знали другие. Как-то он разоткровенничался и нелестно отозвался о николаевском режиме. Сухинов насторожился: «Не провокатор ли?»

Лекарю очень нравилось слушать рассказы Сухинова о декабристах; чувствовалось, что их трагедию он принял к сердцу. А Сухинову минуты воспоминаний приносили горечь и боль.