Черная сотня. Происхождение русского фашизма - [127]

, относится и к «центральной роли» государственной партии — важной установке фашизма. У русских, во всяком случае на некоторое время, выработался иммунитет против «руководящей роли партии», под каким бы соусом она не подавалась. Дофашистские политические группы, подобные «черной сотне», существовали в разных странах, и у всех этих групп много общего. Уже упоминались их антилиберализм и антикапитализм. Они, как правило, военизированы и считают, что армии должна быть отведена центральная роль во внутренних и внешних делах. Другие типичные черты — миф об упадке и национальном возрождении, вера в органическое иерархическое государство, в исторический «особый путь» и историческую миссию.

Однако у русской правой есть и свои особенности — по меньшей мере, в расстановке акцентов. Это прежде всего сатанизм, вера в жидомасонский заговор и русофобию. Мы уже говорили, что всем фашистским, парафашистским и протофашистским движениям в той или иной мере была свойственна вера в заговоры; ни одна подобная группа не благоволила к евреям, масонам и отступникам от своей истории и культуры. Однако ни в какой другой стране, кроме России, ультраправые патриоты не были так загипнотизированы интригами и кознями врагов — обычно абсолютно мнимыми или, во всяком случае, преувеличенными. Что было причиной — атавистические страхи, ощущение неполноценности и несостоятельности перед лицом дьявольской враждебной силы или же особый, присущий русским, фанатизм? Но если бы такой фанатизм существовал, он проявлялся бы и еще как-то, а этого не было. Впрочем, в других странах тоже известны проявления ультранационализма в области культуры, сравнимые с нынешними российскими[487]. И все же нигде вера в заговоры не проявлялась столь выразительно.

Во Франции и Англии драматические события 1789–1793 годов породили в умах некоторых современников веру в гигантский заговор, составленный энциклопедистами, иллюминатами, масонами, иезуитами и различными космополитическими группировками. В Германии этот феномен проявился несколькими десятилетиями ранее; он сыграл важную роль в развитии немецкого консерватизма[488]. Однако самое позднее к середине XIX века западный консерватизм перерос эти фантазии. У них есть тенденция время от времени возвращаться, но не слишком надолго, и выживают они лишь на обочинах политической жизни. Фашизм находился под влиянием множества мифов, однако параноидальный страх перед заговорами никогда не занимал центрального места в его идеологий. Лишь в России эта тема приобрела (и продолжает сохранять) важнейшее значение.

Пожалуй, было бы нечестно обвинять русских ультранационалистов в недостаточной оригинальности. Ведь по-настоящему новых идей не так уж много — как в правом, так и левом лагере. Все элементы идеологии крайних правых движений — консервативных, фашистских и парафашистских — в том или ином виде уже когда-либо использовались в прошлом. Что касается фашизма, то поистине ничто не ново под луной — разве что в России он имеет посткоммунистический характер. Будущее покажет, чем все это обернется на практике, — возможно, лишь тем, что при всей ненависти к коммунизму правая с неизбежностью унаследует некоторые существенные его черты.

VIII

Историки XX века немало размышляли о том, что определяет развитие и успехи фашизма. Теперь уже общеизвестно: для объяснения феномена фашизма, как и коммунизма, недостаточно такой категории, как «объективные условия». Часто бывает, что «объективные условия» имеют место — экономический кризис, распад или отсутствие демократических институтов. Но пока нет фюрера или дуче, которые вместе с единомышленниками поднимают динамичное массовое движение, эти условия могут остаться неиспользованными. Из опыта истории не следует, что, раз уж объективные условия сложились, лидер непременно обнаружится. Его появление — историческая случайность, и поэтому предсказывать вероятность захвата власти фашистами достаточно рискованно. В случае России такой вариант исключить нельзя, но все же он маловероятен — хотя бы из-за раздробленности русской крайней правой, и раздробленность эта (как сказал бы Маркс) не случайна: она — результат большого разброса интересов, влияний и чаяний в этих кругах.

Нетрудно перечислить причины, которые, по-видимому, способствовали развитию крайних правых националистических движений. Это чувство национального унижения вследствие распада Советского Союза; необходимость проводить твердую политику с бывшими союзными республиками, чтобы защитить интересы России и миллионов русских, оставшихся за ее пределами; тяжелое экономическое положение и необходимость проведения непопулярных реформ; бессилие властей перед нарушителями закона и правопорядка; отсутствие устоявшихся демократических институтов в России; традиционное психологическое тяготение к сильной руке; старая веймарская дилемма — как вводить демократию, не имея достаточного числа демократов; глубокие расхождения среди левых. Может показаться, что все эти (а также другие) факторы доказывают правоту тех в русской правой, кто говорит, что время работает на них. Действительно, как полагают некоторые наблюдатели, в 1932 году у нацизма в Германии было меньше шансов, чем в России сегодня, — хотя бы потому, что, когда в Германии наступил кризис, демократические силы находились у власти уже более десятилетия