Черная Скала - [27]

Летом, продолжала миссис Родригес, всегда тепло, но никогда не бывает жарко, как здесь, где невозможно дышать. Очень часто она ловит себя на том, что ей безумно хочется земляники. Однажды она сказала:

— Я ненавижу это место. — Но тут же извинилась, потому что, сказала она, Тринидад — это же твой дом.

— У меня тоже есть родня в Англии.

— Да? — удивилась она. — Где же?

— В Саутгемптоне. — Я выговорила это очень тихо, как будто признавалась в чем-то глубоко личном. Иногда миссис Родригес говорила со мной, как с подругой. Но уже тогда я знала, что никогда не смогу быть ее другом.

Я сумела поладить с Марвой. Ей очень льстило, что я подробно расспрашиваю о ее жизни. Я говорила: «Марва, как поживает твоя дочь?» Она отвечала: «О, моя дочь, моя бедная дочь!» (Ее дочь была слепой от рождения.) Тогда я говорила: «Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю» или «Господь милостив, он ее не оставит», и если поблизости оказывалась Элен Родригес и слышала мои слова, это только шло мне на пользу: она каждый раз смотрела на меня с одобрением.

Марва вышла замуж очень молодой. Ее первый муж работал в похоронном бюро. Застав его забавляющимся с женским трупом, который он должен был одеть и загримировать, Марва быстренько собрала вещи и сбежала.

— И тогда я решила никогда больше не доверять мужчинам, — сказала она мне как-то утром. — Как это можно — спать с мертвецом? Только мужчина способен спать с трупом.

Ее второй муж был вором. Когда родилась их дочь, он прихватил все семейные сбережения и улепетнул на Гренаду.

— Он и сейчас там, — сказала Марва, — с новой женщиной, такой молодой, что вполне может называть его «папаша».

Марва утверждала, что нет ничего проще, чем заставить мужчину в тебя влюбиться: женщине достаточно посидеть на корточках над горшком горячего риса, дождаться, чтобы немного ее жидкости капнуло в горшок, а затем накормить этим рисом своего избранника.

— Неужели? — спросила я.

— Да, — подтвердила она и назидательно покачала пальцем: — Мужчины могут быть испорченными, но женщины бывают еще хуже.

Марва была настолько поглощена своей жизнью, что совершенно не интересовалась моей; она никогда не расспрашивала о моей семье, или где я жила раньше, или откуда я знаю Вильяма и Соломона Шамиэлей. Обо всем на свете у нее было свое мнение: она твердо знала, кого она любит и не любит, что ей нравится, а что — нет. Ей нравился Вильям и не нравился его брат. Она недолюбливала Джо, потому что он был избалованным. Консуэла была прелестной малышкой, но Марва не сомневалась, что ее тоже испортят.

— Стоит только открыть шкаф и посмотреть, сколько у нее игрушек. Игрушек, в которые она даже не умеет играть. Некоторые из них остались от Александра. Им бы следовало их выкинуть. Это очень плохая примета — хранить вещи, оставшиеся от умершего ребенка.

Мы стояли на кухне, и я держала в руках поднос, собираясь накрывать на стол к ланчу.

— Какого еще умершего ребенка? — Я опустила поднос на стол. Марва бросила взгляд на дверь.

— Странно, что Вильям до сих пор тебе не рассказал. Это была целая история. — Она понизила голос. — Александр родился еще до Консуэлы. Бедный ребенок страдал эпилепсией. У него бывали жуткие припадки. Примерно в то же время Джо стала являться в ночных кошмарах Старая Китаянка и угрожать, что заберет к себе его маленького братика. Китаянка вставала в углу спальни, и Джо в ужасе просыпался. Его матери приходилось идти туда и ложиться с ним. Как-то раз в субботу днем вся семья собралась в гостиной, и вдруг без всяких видимых причин Александр начал громко кричать. Мать взяла его на руки, и на некоторое время он умолк. Она начала ходить с ним по комнате, и всякий раз, когда они приближались к одному из углов, ребенок заходился в крике. Она не могла понять, в чем дело. В углу ничего не было. Вдруг Джо закричал: «Смотрите, смотрите, Старая Китаянка, там Старая Китаянка!» Бриджит в это время собирала в саду апельсины, а я чистила плиту. Мы вбежали в гостиную и увидели доктора Эммануэля Родригеса и его жену, склонившихся над ребенком. И в следующую минуту Александр закрыл глаза и умер. Именно так — взял и умер. Как будто свечка погасла. — Марва собрала губы в трубочку и дунула. — Они похоронили его в Англии. А здесь в саду посадили в память о нем особое дерево.

— Где именно? Какое дерево?

Марва выглянула в окно и показала на что-то, чего мне не было видно.

— Небольшой фикус. Слева от сарая для инструментов. Если присмотришься, внизу возле ствола есть маленькая табличка с его именем и датами рождения и смерти. Иногда мадам молится прямо там на земле.

Табличка действительно оказалась на месте.

Вскоре после того, как Марва мне все это рассказала, однажды вечером на закате я увидела, как Элен Родригес вышла в сад. Остановившись возле того самого дерева, она опустилась на колени, сложила обвитые четками руки и начала молиться. Не знаю, как долго она там пробыла, но когда она проходила мимо моей комнаты, было уже совсем темно.

Я была очень благодарна Вильяму за то, что помог мне быстро освоиться на новом месте. Каждое утро, едва появившись, он заглядывал ко мне поздороваться. Обычно в это время я накрывала стол к завтраку. Я говорила: