Черная роза - [235]

Я воскликнула, хватая его за край плаща: «И это все? И вы вот так уйдете? И я больше не увижу вас?» «Да, Тереза. Ты больше меня не увидишь. Я уезжаю навсегда», — ответил он мне. Мое признание, что у нас будет дитя, Мари, так и висело на моих губах. Но я знала, что это не остановит монсеньора. Что он уедет все равно! «Может быть, тебе оставить что-нибудь на память обо мне? — спросил он. — Любую вещь, какую ты захочешь. Лютню. Книгу. Хотя ты и не умеешь читать». Я невольно приложила руку к своему животу. «Нет, монсеньор. У меня уже есть… есть подарок от вас.» — «Что же это?» — спросил он удивленно. Я поняла, что он может догадаться. Что я почти выдала себя… И быстро сказала: «Это воспоминания. Память о вас. И о нашей короткой любви. Она пребудет со мною вечно.» Он улыбнулся. «Как поэтично ты сказала!» — «Хотя нет. Постойте! Я знаю, какой подарок вы можете еще сделать мне…» — «Какой же?» — «Назовите мне свое имя, — прошептала я, глотая слезы. — Я хочу его знать. Хочу, чтобы для меня вы не остались просто монсеньором. А, если это тайна, то я клянусь вам, что не выдам ее даже под пыткой!» Он как будто заколебался. Но потом сказал: «Меня зовут Робер. А мою фамилию тебе знать ни к чему.»

Но мне и этого было довольно! Его звали Робер… Он нагнулся и быстро поцеловал меня в губы. Совсем не так, как целовал раньше. Не нежно… не страстно… а почти равнодушно. «Прощай, Тереза, — промолвил он, надевая стальные перчатки. — Прощай навсегда!» Я снова вцепилась в его плащ. Я заплакала, умоляя его не уезжать. Но он ушел… И дверь моей комнаты закрылась за ним. Потом я выбежала на крепостную стену. Он садился на своего вороного Сарацина во дворе. С ним было еще трое всадников. Я надеялась, что он поднимет голову и посмотрит на меня. О, Мари!.. Я плачу и теперь, вспоминая все это… Но он так и не взглянул наверх. Он опустил забрало своего шлема, взмахнул рукой, — и всадники галопом поскакали на юг из Шинона.

— И ты, Тереза… Ты больше его не видела? — спросила Доминик.

— Нет, Мари. Но вести о нем доходили и до Шинона. Ибо кто не слышал о Черной Розе? Сначала его называли ужасом и чудовищем Лангедока. Но я в это сразу не поверила, потому что монсеньор был так добр и великодушен ко мне. А потом все узнали, как он спасал катаров. Как выступил против папских легатов и самого Монфора. И все начали благословлять его имя. Хотя настоящего его имени никто не знал… кроме меня.

Монсеньора звали Робер. И я сразу решила, что, если родится мальчик, я назову его этим именем… а, если девочка — Робертой. В замке никто не узнал о том, что я жду ребенка. Я скрывала это, пока моя беременность не стала становиться слишком явной. Тогда я ушла в лес, в свою избушку. И в положенный срок, одна, без чьей-либо помощи, родила мальчика. Слава Богу, я мучалась недолго, и ребенок родился здоровенький. Чтобы окрестить его, я пошла за десять лье, в дальнюю деревню, где меня никто не знал. Сказала, что родных у меня нет, и муж мой ушел на войну с альбигойцами. И ребенка окрестили.

Мы прожили с моим Робером в лесу около года. Он рос быстро. И был таким умненьким! Таким веселым и спокойным! Я не могла нарадоваться на него. И никто мне не был нужен. В Шинон я не ходила, потому что с Робером появиться там не могла, а оставить его одного боялась.

Однажды в лесу, проверяя силки, поставленные мною недалеко от моей избушки, я повстречала девушку, почти ребенка. Ей было тринадцать, ее звали Франшетта. Она пошла за грибами и заблудилась. Оказалось, что девушка из Шинона, что она сирота и работает там совсем недавно. Было уже поздно, и шел дождь, и мне пришлось волей-неволей привести ее в мою избушку переночевать. Франшетте сразу полюбился мой мальчик. Я видела, что девушка она добрая и простосердечная. И я ей о себе рассказала. Она обещала не выдавать никому в замке мою тайну. Только с одним условием, — чтобы я позволила ей изредка приходить и играть с Робером. Я разрешила ей это, и утром показала ей дорогу к Шинону. Я была даже рада в глубине души, что теперь у меня будет кому доверить моего мальчика, если мне понадобится надолго отлучиться. И Франшетта могла сообщить мне, если монсеньор вернется в Шинон. Ведь я не потеряла надежды на это!

Теперь мне стало веселее. Франшетта навещала меня довольно часто, и Робер очень к ней привязался. Постепенно я стала доверять девушке все больше и, в конце концов, рассказала ей даже о монсеньоре. Только имени его ей не назвала. Я часто описывала своей юной подружке, какой монсеньор был красивый, и умный, и как мы любили друг друга. Франшетта слушала меня с открытым ртом. Все ей не верилось, что такой богатый и знатный дворянин мог в меня влюбиться. «Ах, Тереза! — не раз восклицала она. — Раз уж монсеньор так тебя любил, неужто он никогда к тебе не вернется? К тебе — и к вашему сыну?» Очень ей хотелось, чтоб он возвратился… И женился на мне.

И вот однажды… Это было год назад, Мари. Да… На днях ровно год будет… Франшетта прибежала в мою избушку с вытаращенными глазами, и с порога закричала:

«Он вернулся, Тереза! Вернулся!» — «Кто?» — не поняла вначале я. «Твой монсеньор!» Я так и задрожала… Но война с альбигойцами еще не кончилась! Как же он мог появиться в Шиноне?