Черная радуга - [52]

— Может, это полевой ее утянул? — Спросил Безымян, остывая от нахлынувшего гнева.

— Ты что, уже и с ним успел повидаться?

Полянин кивнул.

— Нет, — протянул Степан, — грамота ему без надобности. Как чувствовал: трудности только начинаются.

Стрелок дружески хлопнул Безымяна по плечу.

— Не горюй. Знаю: у князя Владимира волшебная чаша есть. Проверяет: соврал человек или нет. Попросишь ее и выложишь все без утайки. Сам видел, как Алеша Попович ее в руках держал. Приехал однажды с дальней заставы и начал хвастать, что в одиночку тридцать печенегов сразил. Богатырь он, конечно, удалой, да только словам никто не поверил. Золотая палата Лешака на смех подняла. Стоит герой, ни живой, ни мертвый. Даже в драку полезть хотел, да вовремя понял, что супротив лучших витязей не выдюжит. Белоян помог. Вынес чудотворный сосуд и дал в руки. Расскажи, говорит, по новой. Поповский сын повторил. И тут из чаши плеснуло. Вина было так много, что даже через край полезло. Выходит, что не соврал, а наоборот поскромничал богатырь. Печенегов то не тридцать было, а все пятьдесят.

Степан замолчал, давая понять, что ничего страшного пока не произошло. От этих слов легче не стало. Однако впереди забрезжил тонкий лучик надежды. Безымян забрался на телегу и принялся наблюдать за тем, как заспанные возницы ловят разбежавшихся за ночь коней. Гореслав подбоченясь расхаживал вдоль обоза и проверял, как закреплены клети.

— Чего псов не кормишь? — Попытался сорвать на нем злость полянин.

— Не мои. — Отрезал купец. — Сами следом увязались.

— Так гони их взашей! — Взорвался мытарь.

— Тебе надо, ты и гони.

Гореслав удовлетворенно хмыкнул и начал седлать вороного.

— Вот сволочь. — В сердцах произнес Безымян. — Я его от подорожной спас, а он грубит.

Степан сел рядом с полянином и тихо спросил:

— Что с тобой ночью-то приключилось?

Безымян рассказал, умолчав о том, какой откуп дал соломенный старик за свое освобождение.

— Нужно было клад просить. — С досадой промолвил стрелок.

— Так ведь он предлагал.

— А ты, добрая душа, отказался?

Полянин кивнул.

— Зря. — Мечтательно выдохнул стрелок.

— Сам жалею. Чувствую, придется Выборг в одиночку спасать. Как раз золото бы и пригодилось. Я б на него меч купил и дружину собрал.

— Ты хоть им биться умеешь? — Спросил Степан.

— Научусь.

— Не скажи. Люди полжизни искусством боя овладевают. А ты решил враз богатырем сделаться.

Степан покачнулся. Телега рывком сдвинулась с места и поползла по дороге. Возницы криком и улюлюканьем подбадривали сонных коней, но те едва переставляли ноги. Полянин уставился на проплывающую мимо землю и, хоть его не спрашивали, обиженно произнес:

— Все равно, прежде чем в Выборг идти, меч добуду. Стыдно с дубиной город спасать.

Стрелок лишь тряхнул головой, не понимая глупого упрямства товарища.

— Странная штука, любовь. — Прошептал он и затянул унылую песню.

— Замолчи. — Попросил Безымян. — Без тебя тошно. Первый раз в жизни важное дело доверили, а я облажался. Расскажешь кому, — не поверят.

— Хочешь, развеселю. — Предложил стрелок. — Я тут новую песню сложил. Вроде, ничего получилась. А то надоело смотреть, как вы с Арпашкой дуетесь. Можно подумать, на этих клетках и грамоте свет клином сошелся.

Не дожидаясь согласия товарищей, он набрал полную грудь воздуха и запел:

— Мертвый степняк не шипит, не щебечет мертвый степняк, он не ест, не пьет и на Русь войной не идет.

Безымян и Арпашка переглянулись и, достигнув молчаливого согласия, набросились на Степана.

— Сдаюсь. — Тяжело дыша, прошептал стрелок. — Больше петь не буду.

— Тише вы. — Ругнулся Гореслав. — Расшалились. Еще телегу переверните.

Безымян сгреб товарищей в охапку и с улыбкой прошептал:

— Прорвемся.

— Точно. — Подхватил Степан. — Где наша не пропадала?

Выглянуло солнышко, и то ли от него, то ли от дружеского участия на душе у Безымяна потеплело. Он уже не хмурился, а с интересом рассматривал, как разительно изменилась раскинувшаяся по обе стороны от дороги равнина. Окрестные поля были перепаханы. Ровная борозда тянулась от горизонта до горизонта. Обмытая осенним дождиком, плодородная земля лежала аккуратными разбитыми комьями. Должно быть, здесь трудилась не одна сотня чудо — пахарей. Полянин восхищенно посмотрел на стрелка и прошептал:

— Ровно-то как. Куда взгляд ни глянь — пашня.

— По нужде сходить некуда. — Отозвался Степан. — Ни бугорка, ни кустика.

Кустик все же нашелся. Стрелок остановил обоз и двинул по паханному, стараясь ступать осторожно, чтобы не погубить труд неведомого работника. Безымян пошел за ним, стараясь не попадать след в след, чтобы не протоптать тропинку. Забравшись за ракитов куст, он обомлел, забыв о том, зачем сюда шел. У самых корней лежала укрытая от постороннего взгляда кленовая сошка.

— Славная. — Прошептал полянин, ощупывая очищенные от земли булатные сошники.

Он провел рукой по шелковому гужу и взялся за обжи.

— Ты чего? — Отстраняясь от полянина, спросил стрелок.

— Да вот, кто-то соху обронил. Давай на рынок в Белгород снесем?

— Дурень. — Ругнулся Степан. — Соху за ракитов куст умышленно бросили. Видно, пахарь по неотложному делу отлучился, а ее за ветвями схоронил, чтобы не украли.