Чёрная радуга - [70]

Настоящий паромобильный бум наблюдался во всех развитых странах Сианука. Если каннагарские и леонийские паровые корпорации делали ставку на презентабельный внешний вид, то аккские паромобили славились удобством и простотой, а нагские — мощностью и меньшим расходом топлива. В начале века грандиозный подъем паромобильной промышленности и экономики в целом пережила Нага. На то были две серьезных причины. Во-первых, после военного переворота в этой стране в конце прошлого века к власти пришел новый кабинет министров во главе с генералом Хваном. Генерал Хван основную ставку сделал на развитие военно-промышленного комплекса, который исправно загружал заказами паромобильную промышленность. Во-вторых, наги отказались от использования силы духов, изгнав последних с территории своего государства. Нага, по сути, стала первым государством Сианука, где человек по собственной воле отказался признавать силу духов. Отказавшись от нее, нагские инженеры вынуждены были в оперативном режиме решать многие проблемы, которые прежде брали на себя именно духи. В любом случае это серьезно подстегнуло развитие технологий в этой стране. К слову сказать, использование микрина также было впервые испробовано именно нагскими инженерами; их не остановила даже высокая взрывоопасность этой руды.

Другим фактором, существенно повлиявшим на создание нынешнего общества, было активное использование железа и стали. Сто лет назад горны и печи, как и все другие производственные мощности, были невелики по размерам, и тогда даже и намека не было на тяжелую промышленность начала нынешнего века. Прежде самые совершенные печи работали не непрерывно, а отдельными циклами. В комплекте с кузницей и двумя горнами они могли выдать в год только 100–150 тонн стали, тогда как сегодняшние печи — тысячи тонн. В начале этого века размеры и сложность печей увеличивались из-за стремления к более экономному использованию топлива. Поскольку большие печи рассеивают меньше тепла, чем малые, они более экономичны. Что касается сложности, то предварительный подогрев продуваемого воздуха потребовал разработки соответствующих устройств. Дополнительным источником экономии стали улавливание и утилизация отходящих газов. Дальнейшая экономия топлива была получена за счет соединения плавки с поддувом воздуха (в результате которой получается чугун) с последующими операциями, необходимыми для выработки стали. Это позволило исключить затраты на повторный нагрев извлеченного из печи чугуна.

В настоящий момент промышленная революция набирала обороты. И Га-тор наблюдал за тем, как на его глазах смешивались эпохи и технологии. Вытеснение дерева началось в судостроении и железнодорожном транспорте. Параллельно шло вытеснение прежних источников энергии — силы ветра и воды. И вместе с тем моря продолжали бороздить парусные суда, в небе царствовали дирижабли, а на полях Пустоши размахивали своими ручищами ветряные мельницы. Машины продолжали изготовляться в основном из дерева, с некоторыми чугунными деталями и с очень небольшими упрочняющими стальными конструкциями.

Мир было охватила эйфория, однако теперь Га-тор понимал, что продлится она недолго. Заметно окрепшие в военном плане государства Сианука мечтали проверить друг друга на прочность. Человечество почувствовало в себе такие силы, что теперь плевать хотело на всех духов этого мира, оно ощущало свою мощь и исключительность. Получившее паровое сердце, закованное в металл, оно начинало свою последнюю войну.

Седьмая глава

Сначала был Гулен — город тысячи казино. ОН сидел за барной стойкой и пропивал последнюю монету. Огромный куш, сорванный на прошлой неделе, исчез. Нет, ЕГО не ограбили, не обчистили карманы, ОН не потерял эти деньги. Они просочились сквозь колесо рулетки, их сожрали короли и дамы, подстегиваемые алчными валетами. И теперь ОН понимает, что вполне может сдохнуть в этом городе, где все ищут богатства, а находят смерть. Уже сегодня ему негде ночевать, и приходится остатки денег тратить на выпивку, не только для того чтобы бармен не гнал взашей, а чтобы закончить этот тур в Гулен красиво. Нужно было остановиться еще на той неделе, когда он сорвал тот куш. Но ОН захотел большего. И теперь ему придется украсть эти деньги, иначе как ОН вернется к своей Луизе?!

— Повтори! — говорит ОН бармену. Оборачивается и видит саксофониста, который грустит, сидя на высоком стульчике. — А чего он отдыхает?

Бармен кивает и наливает рюмку рома.

— Сыграй что-нибудь из Мюнгерта! — кричит ОН саксофонисту. Тот поднимает глаза, осматривает ЕГО так, словно в кафе забежала мокрая кошка. — «Ночную прогулку»! — снова кричит ОН.

— Вряд ли он осилит, — говорит достаточно громко бармен. ЕМУ кажется, что саксофонист может услышать такой нелестный комментарий и потому ОН поворачивается к бармену.

— Зачем ты так? — спрашивает.

— Сейчас увидишь, — шепотом отвечает тот и улыбается.

И вскоре ОН узнает знакомые переходы, бархатный голос печального саксофона и лишь некому спеть «Я пою и город спит…» Эта блюзовая фантазия номаркского композитора ЕМУ всегда нравилась. Когда ОН слышит ее, то сразу же представляет стройку в Дамгарте. ОН вспоминает, как сидел на лесах строящегося дома и курил. А под НИМ лежал вечерний Дамгарт. Солнце падало в океан, на воде, словно уснувшие птицы, качались суда, а ОН сидел и думал о чем-то светлом. Наверное, мечтал. Представлял, как сложится ЕГО жизнь завтра, через год, через десять лет. Говорил СЕБЕ: «Накоплю денег, куплю квартирку в Дамгарте, заведу детей, а потом отправлюсь путешествовать на яхте. У меня будет двое сыновей, и я буду учить их управляться с яхтой. Мы будем выходить из Разноцветной бухты, заходить за остров Смад и следить за чайками. Они всегда выдают, где идет косяк рыбы. Птицы будут низко кружиться над водой, некоторые будут падать вниз, хватая рыбу. Я скажу своим парням: «Вперед!» И мы поплывем к тому месту. Забросим удочки, и только и будем успевать, что вытаскивать улов. Потом мы пристанем к острову. Туда часто выезжают компании на пикник. Но в тот день остров будет пуст, он будет полностью в нашем распоряжении. Мы разведем костер, насадим рыбу на палки и будем жарить. Я буду сидеть у самого огня, костер будет обжигать мои руки, припекать лицо. Я закрою глаза, чтобы они не слезились, и стану рассказывать про то, как мы ходили в Ниль и Леонию. Расскажу, как мы случайно сожгли чердак дома в Эбельтофте, как я съел полусырого голубя, как опечатали наш корабль, и нам негде было жить. Пожалуй, мои сыновья будут еще слишком малы, чтобы рассказывать им про все те шалости, которые мы с феей из Ниля совершали в лифте, такси и на подоконнике в ее квартирке на улице Норбю. Я лишь скажу: «Ребята, ваша мама (а она, по всей видимости, будет их мамой!) поразила меня своей неземной красотой. Она была настоящей феей» — скажу я, и мальчики разинут рты. А потом самый младший уронит рыбу в костер и налетит туман. Ничего не будет видно на расстоянии руки. Мы наспех построим шалаш, съедим рыбу (оставим немного на утро) и ляжем спать. Перед сном, в темноте Смада, я буду рассказывать сыновьям про туман в Эбельтофте, про выскакивающие из него трамваи, и то, как я чудом спасся от этой жестяной банки. А потом я буду вспоминать вслух про плавания в жаркий Сиберут, шикарный Кодигоро, сумасшедший Хоноо и сонный Кантай… Потом я замолчу и прислушаюсь — мои сыновья уже уснут, утомленные новыми впечатлениями. Я выйду из шалаша в ночь, добреду до пляжа, и под шипение волн буду мурлыкать «Я пою и город спит…» Буду ступать по песку босыми ногами, а кругом плотной стеной сгустится туман. И не видно будет гавани Дамгарта, и ничего не видно будет вокруг. Вода с одной стороны, пальцы ветвей — с другой. А остальное — туман. Я обойду весь остров, представляя, что бреду по улицам Эбельтофта. Буду представлять, что вот-вот выскочит трамвай, что сейчас подойду к «Интерклубу», зайду в него, и там будет играть саксофонист, а бармен нальет бокал пива и скажет: «Вчера мне дали премию — сразу три девушки! Но я отказался. Взял деньгами!» А Михаэль будет сидеть за баром и хохотать. Потом будет звать Эдду и кричать, что сам хочет стать барменом, что ему ничего платить не нужно, лишь девочек побольше и миску супа, чтобы силы были с девчонками разобраться. Потом я вернусь к шалашу, обойду весь остров по пляжу и вернусь к шалашу. Лягу и засну. А утром мы доедим рыбу, встанем под парус и пойдем обратно в порт. Денек будет ясным: Южный ветер порвет туман в клочья. Мы быстро доберемся до берега, и там будет стоять она, фея из Ниля, и будет махать нам рукой. И мальчики скажут: «А вон наша мама!» А я скажу: «Это наша фея вышла указать нам дорогу домой! Именно она разогнала своими чарами ночной туман и привела нашу яхту обратно в порт»…