Чёрная радуга - [38]

И Да-гур, и механик Геван, и фокши с трепетом ожидали дальнейших событий. На их глазах происходил один из самых редких обрядов арвингов — взывание к покровителю бессмертных. И когда в стекло кабины со звоном врезалось чье-то тело, все буквально подпрыгнули от неожиданности. Стекло посыпалось на пол, Геван отскочил назад, пытаясь устраниться от очередной белой фурии. А та, вся залитая кровью, изрезанная стеклом, озиралась по сторонам, пытаясь выбрать для себя жертву получше. Кровь заливала ее глаза, и она плохо ориентировалась в пространстве. Лишь когда сияющий клинок опустился на голову существа, оно сообразило, что все кончено.

Га-тор закрыл глаза и тихо сказал:

— Услышь нас! Без твоей помощи мы погибнем…

Справа, за окошком его двери, клубилась ночь, все ближе приближаясь к поезду, нагоняя его, обхватывая его деревянное тело своими цепкими лапами — бесконечными и всесильными, как сама смерть.

* * *

Мужчина лежал на полу, ощущая под собой и на себе чьи-то тела. Перед ним зияла огромная дыра — рама окна полностью выбита. Скудный лунный свет освещал отверстие, и сквозь дыру можно было видеть летящие силуэты белоснежных зверей. А на фоне этой фантастической картины раскачивалось на четырех лапах гибкое холодное существо, готовое броситься на свою жертву.

На теле создания торчали редкие лохмотья ткани. По всей видимости, когда-то это было одеждой. Сейчас же эти куски были изодраны и их жалкие остатки походили лишь на редкую ощетинившуюся шерсть. Темные пятна ее виднелись на плечах и бедрах. Остальное же тело существа белело своей пугающей наготой. Шея, спина, руки, живот… Все было белым, тусклым, словно слепленным из парафина.

В такт движениям существа раскачивались две полные женские груди. Ткань на плечах окровавлена, и белая шея залита черной густой кровью. Лицо, покрытое кровавыми царапинами, было устремлено на мужчину: тварь выбрала свою жертву. И сейчас она не замечает ничего происходящего вокруг. Белый зверь не видит ни одного арвинга, что тянут к ней свои сияющие клинки, не чувствует боли в боку, где сорван ошметок кожи, словно очередной слой одежды, под которым начинается истинное тело слуги смерти. Белое существо, гибкое и свирепое, отталкивается от пола и летит вперед.

Мужчина смотрит в лицо этому созданию, не в силах поверить в реальность происходящего. Он видит тело женщины, переставшей быть ею, не осознающей себя, лишенной души. Лишь знакомое ему белое тело, которое он не так давно потерял, и которое вернулось к нему с одной лишь жаждой утолить свой животный голод.

Сейчас, в момент ее прыжка, он успевает вспомнить ее всю, каждый ее изгиб, каждый ее запах, каждое ее настроение. Он видит ее прекрасное тело, покрытое черными ссадинами и залитое кровью. Оно спешит к нему. Оно прекрасно и в то же время ослепительно ужасно. Ее дикие расширенные глаза, ее хищная ухмылка, ее когти, готовые вцепиться в шею мужчины. И в последний момент он закрывает голову руками и кричит:

— Эльза!

Он не видит того, что происходит дальше. Он слышит лишь хруст костей, пронзительный визг и окрики арвингов.

— Мама! Мама! — кричит мальчишка. Но его держат, говорят: «Это не она! Не она!» Но он не слушает, пытается вырваться из рук Хромыля.

Мужчина отводит руки от лица и видит тело своей жены, пронзенное сразу несколькими клинками бессмертных. Тело лежит у самых его ног. Голубые духи выжигают нутро своей добыче, а женщина вопит, пытаясь схватиться за сталь уже не существующими руками.

— Эльза! — вновь кричит муж. Наконец, срывает с себя оцепенение и бросается к ней. Его не успевают остановить — он уже обнимает этот изрубленный, но все еще живой кусочек его родного существа.

— Не прикасайтесь! — орет один из арвингов. — Вон!

Но мужчина не понимает. Он ничего не осознает. Лишь обнимает жену крепче и в этот момент чувствует, как ее зубы впиваются ему в плечо.

— Черт возьми! — орет еще один голос.

— Прочь! — вопит кто-то.

Несколько рук хватают мужчину за ноги, плечи, шею. Его пытаются оторвать от того, что осталось от ночного чудовища. А то пытается вгрызться поглубже, цепляется зубами за человеческую плоть. Из ее рта вырывается глубокий рокот, она вся шипит от боли, выжигаемая изнутри ненасытными духами шпаг.

И вот челюсти ее разжимаются. Женщина, точнее то кровавое месиво, что осталось от нее, издает леденящий кровь крик. Кажется, будто с этим криком из тела вырывается душа. Невидимая она мечется по вагону, бьется о стены, проносится мимо бессмертных воинов Серскильта и одним махом выстреливает из черной дыры в ночь.

Только сейчас мужчина чувствует боль в плече, а кто-то стоит над ними и кричит:

— Дурак! Ты совсем спятил!

Но мужчина не понимает, о чем идет речь. Его сон трансформируется, перемещаясь на грани бреда. Полнейшая фантасмагория, которая просто не может быть правдой. Он улыбается. Всего лишь сон, это всего лишь сон. В этом мире возможно все, потому что он сплетен из призрачной материи других измерений, далеких, не властных над тобой.

И потому он старается не удивляться, когда в брешь в стене влетают сразу двое обнаженных людей. Они также стараются встать на четыре лапы, словно звери. Но они более чем похожи на людей. Мужчина даже уверен, что ему снятся просто белые люди, которые умеют летать и бегать на четырех лапах. Неожиданно у того арвинга, что стоял перед ним, на спине оказывается один такой гость. Тут же рядом кого-то изрубили на куски. Стоит невыносимый визг, писк, что-то громадное грохочет за стенами вагона, становясь все ближе и ближе. И уже не две, не четыре, а, кажется, что десятки, сотни белых рук тянутся к арвингам из бреши, стараясь схватить кого-нибудь и утащить к себе в ночь. Иногда им это удается: двух бессмертных, что дежурили с бомбардами у бреши, уже нет. Вперед выступают арвинги Халейна, чьи черные сияния клинков сливаются с ночью и неразличимы зверьми.