Черная пасть - [18]

— Никому и в голову не придет, что под бумагами и ротными деньгами я прячу золото! — счастливо рассмеялся он.

— Не хотите ли выпить? У русских полагается обмывать добычу, тем более такую!

— С удовольствием! Наливайте в кружку. С большим удовольствием выпью русской водки за русское золото!

Через час Джекобс приказал трогаться в обратный путь. Выждав, когда хвост колонны скроется в лесу, следом вышел большой отряд вооруженных шахтеров.

УЩЕЛЬЕ СОГЖОЕВ

Костер весело потрескивает, выстреливая в вечернее небо золотые искры. Над огнем висит здоровенный глухарь, надетый на березовый вертел. Бадма медленно поворачивает вертел — капли жира стекают с подрумяненной птицы на угли. Самойлов задумчиво смотрит на проводника, на то, как он ловко поворачивает березовый вертел, так же задумчиво говорит:

— Скажите: почему ущелье носит столь странное название: «Ущелье Согжоев»? Я не в состоянии объяснить майору, он уже второй раз спрашивает.

Бадма посмотрел в сторону ущелья, к которому отряд подошел вплотную и расположился на ночлег у входа в его угрюмые теснины.

— Согжой — это по-тунгусски, — отвечал он. — Так диких оленей называют. Сказывают, загнали волки в это ущелье стадо согжоев. Волк, он хитрый, все вызнал наперед: тропа здесь жмется к отвесной скале, а справа — обрыв, под ним эта бешеная река. Слышите: как она ревет? Оленям бежать по этой тропочке пришлось по одному, цепочкой. Ну, а волку только этого и надо было — до сей поры рога валяются!

Самойлов перевел это объяснение Джекобсу. Майор с тревогой оглядел угрюмые скалы, из теснин которых с ревом, прыгая по громадным валунам, выбегала горная река, похожая на разъяренную тигрицу.

— Не нравится мне это место, — проворчал Джекобс. — После Черной Пасти вдруг это Чертово Ущелье! И какого дьявола избрали такой путь?

— А это вас надо спросить! Кто убеждал: «В Верхнеудинск прибудем четырьмя днями раньше»? А кто-то был против. Помните?

— Не злорадствуйте, мистер Самойлов! — процедил сквозь зубы майор. — Возражали вы. На карте не обозначалось, что эта чертова дорога идет по таким местам...

— А вот и неправда! — с улыбкой возразил Самойлов. — На карте точно указаны в этом месте горы, а где горы, там и ущелья.

— Придется передвигаться гуськом, — задумчиво продолжал Джекобс, еле подавляя все усиливающуюся тревогу. — Выпьем, что ли?

— Может, подождем? — Самойлов кивнул на жарившегося глухаря.

— А чего ждать? — нервно засмеялся Джекобс. — Под эту чертову птицу можно еще выпить!

— Что-то у вас сегодня все «чертово»! — усмехнулся Самойлов. — Даже этот замечательный глухарь.

Он потянулся к саквояжу.

— А закусить до жаркого нечем, — сказал он. — Может, пряниками?

— А у меня есть дикий лук, — вставил Бадма. — Нарвал несколько пучков давеча.

У Самойлова рука застыла в воздухе. Он в изумлении оглянулся на Бадму, продолжавшего, как ни в чем не бывало, попыхивать трубкой да поворачивать свой вертел.

— Вы поняли, что я сказал?

— Догадался! А вы не догадаетесь плеснуть и мне чарочку?

Самойлов громко рассмеялся.

— Знаете ли, — он протянул Джекобсу стакан водки, — вообразилось, что проводник понял английскую речь! Видимо, от страха и я начинаю галлюцинировать. Это ущелье действительно выводит из себя... Чтобы буряты обучались европейским языкам, нужны столетия!

— А я выпью, чтобы этого не случилось никогда! — жестко сказал Джекобс, поднимая стакан. — Дикари должны оставаться дикарями! Я не признаю и никогда не признаю за ними права на цивилизацию, принадлежащую белым, то есть нам, потому что ее создали мы! Это дает нам возможность выделяться из массы цветных не только цветом кожи.

— Любопытно! Впервые слышу — право на цивилизацию!.. — Самойлов прищурил глаза. — И это право возглашает военный — это вдвойне интересно. Китайцы, индусы и персы с арабами, создавшие самые древние цивилизации, конечно, не в счет? Не имеет никакого значения, что ваши предки ходили в звериных шкурах, когда эти самые «цветные» создали высшую математику и астрономию!

— А мне наплевать! Я признаю только европейскую цивилизацию! — Джекобс гордо поднял голову. — Я европеец — и все ваши цветные для меня только дерьмо.

Самойлов от души рассмеялся.

— Я готов вполне понять вас, если к «моим цветным» причислите и японцев, которые, кажется, все больнее начинают наступать вам на пятки...

— Не смейтесь, мистер Самойлов! Я вижу, вы наглеете, даже начали заступаться за цветных. Впрочем, я и не удивляюсь: русские ненамного ушли от цветных! А вам я никогда не прощу, что вы выворачивали мне руку. Будет месть, я отплачу вам сполна. Но это будем делать у меня дома, на моей родине и, знаете, по-американски! Думаю, вы оцените мой кольт!

Самойлов громко расхохотался.

— Тем более, что у меня зреет давно и, можно сказать, уже созрело желание нанять вас личным телохранителем! И очень хочу, чтобы вы отомстили мне верной службой!

Джекобс поперхнулся, рука со стаканом повисла в воздухе.

— Что в-вы с-с-казали? — сквозь зубы, белея от бешенства, выдавил майор.

— А только одно: «Благословен грядый во имя господне!» Это из Евангелия, выражение сие означает, что все должно быть на стороне человека, устремленного к великой цели. А теперь серьезно: наследник восемнадцати миллионов золотых рублей, которые из харбинского русско-китайского банка переведены в Америку, желает иметь полную уверенность в личной безопасности! За пожизненную службу предлагаю вам домик с усадьбой и гаражом, содержание — двенадцать тысяч долларов в год. Условия эти обозначены, и контракт мною подписан. Вам остается только вписать в контракт фамилию и подписать. Имейте в виду: отец имел встречу с генералом Грэвсом во Владивостоке, результат этой встречи — предписание полковнику Moppoy. Мне послано вот это письмо, которое я не хотел показывать кому бы то ни было без особой нужды. Вот вам контракт и письмо генерала Грэвса.