Харви, пыхтя, начинает расстёгивать штаны.
Красный как рак Тарантино выхватывает из-за спины кольт с перламутровой ручкой:
— Я тебе сейчас подрочу, сука, я тебе так подрочу!
Парень в сером вскакивает и пятится. Громилы напрягаются.
— И что ты сделаешь, долбаный ты клоун? — с ленивой насмешкой интересуется Харви. — Это ж тебе не кино, блядь. Спрячь-ка свой вибратор и уебывай к невесте, пока я не начал свои мемуары. Сраный Иуда. Сраный мешок цитат.
На последних словах Харви гремит гром.
— Квентин, — предупредительно говорит один из бодигардов, блондин с крысиным хвостиком.
Квентин стоит с револьвером в руке, но револьвер бессильно болтается. Он озирается по сторонам. Видит за окном что-то, что отвлекает его внимание.
— Кстати о твоей невесте, — кхекает Харви, — вот уж кто умел мне дрочить, так это она. И каждый раз спрашивала: а это точно поможет?! Ха-ха-хха!
Квентин поворачивается и трижды стреляет в упор, в белые цветы на черной рубашке.
— Суууукааа! — парень в сером выхватывает пистолет. Громилы выхватывают узи. Гремят выстрелы. Одного из громил выбрасывает из беседки. Сидящий у стенки Тарантино кашляет кровью в кулак. Напротив, в кресле, сидит мертвый как Диллинджер Харви Вайнштейн. Его открытые блестящие навыкате глаза насмешливо смотрят на Тарантино.
В дверях стоит похожий на Фассбендера папарацци, с мокрыми плечами и мокрым лицом. Переводит взгляд с одного тела на другое. Затем на разбитый фотоаппарат.
— Ну и дерьмо, — говорит он будто в прострации, — просто куча дерьма.
