Черная моль - [30]

Он бросает труп принца как обертку гамбургера и поворачивается к Каину.

На лице его — полная обреченность.

* * *

Предутренние сумерки. Горящие остовы автомобилей и самолетов. Обломки катастроф и части тел, рассеянные по всей территории аэропорта. Боевики ИГ, с автоматами в руках блуждающие среди трупов и обломков в поисках интересного. Пробитый тлеющий купол. Конь Апокалипсиса с потухшими глазами. Закопченные фрески.

Аль Сафер и Елена идут по бесконечным ярко освещенным коридорам.

— Здесь, — говорит аль Сафер, — должны были укрыться десять тысяч очень богатых людей. Самых богатых людей. Со своими семьями, со своими рабами, некоторые даже лошадей с собой брали. Или автомобили. Саудиты финансировали строительство последние двадцать лет, поэтому половина прилетела из Саудовской Аравии, что очень удобно оказалось в итоге.

— Вы их предали, — говорит Елена.

— Мы подумали, что в новом мире деньги ничего не значат, поэтому зачем нам кормить бездельников. Пусть они нас кормят.

— Мы не рискуем остаться вообще без… пропитания?

— В какой-то момент я и сам так подумал, — добродушно смеется аль Сафер, — но нет, на наш век хватит.

— Но каким будет этот новый мир?

— Справедливым. Честным. Открытым.

Елена усмехается.

* * *

Они выходят на террасу. Гигантская черная статуя Анубиса, бога мертвых с телом человека и головой шакала, отбрасывает длинную утреннюю тень.

В тени Елена видит какое-то движение.

Глаза аль Сафера удивленно расширяются.

— Логан! — кричит Елена, сбегая по лестнице. — Милый!

— Ты все еще жив, — говорит аль Сафер про себя. — Все еще жив. Тогда кто же умер?

И медленно спускается следом за ней.

* * *

— Я только хотел увидеть тебя, — говорит Логан, улыбаясь остатками лица. Он страшно изувечен, из вспоротого живота вываливаются кишки, обе ноги перебиты, из раны на шее толчками хлещет кровь.

— Милый, — плачет Елена, осыпая поцелуями его окровавленную голову, слипшиеся и затвердевшие от крови волосы — но она этого не замечает, — любимый, ты выживешь, ты же у меня такой прекрасный! Не умирай! Пожалуйста!

— Эх… солнце мое… — он нежно гладит ее по щеке, — когда-то же надо…

Он закрывает глаза.

Рука падает на землю.

Елена сидит в оцепенении.

— Пойдем, — обнимает ее за плечи аль Сафер. — Теперь остались только мы.

Мимо, гортанно переговариваясь, проходят боевики ИГ с автоматами.

Глава 21. Обратная перемотка

Елена сидит в оцепенении.

— Пойдем, — обнимает ее за плечи аль Сафер. — Теперь остались только мы.

Она отбрасывает его руку. Встает. Смотрит ему в глаза.

— Я хочу проститься. Одна.

Аль Сафер сожалеюще цокает языком. Секунду раздумывает, поворачивается и уходит к боевикам.

* * *

Несколько месяцев спустя.

Холодное утро в Чили. Огромный молитвенный дом Opus Dei в здании бывшего университета. Супернумерарий Джованни с кафедры заканчивает наставление пастве:

— И сегодня, когда болезнь отступила, оставив среди нас только тех, кто любит Господа, мы своими трудами должны восполнить нанесенный ею колоссальный ущерб. Так помните же, возлюбленные мои, что тяжелый труд, выпавший на нашу с вами долю, это не наказание, а награда! Ибо как иначе мы можем доказать нашу любовь к Господу, если не усердным трудом во имя Его! Ступайте, и да пребудет с вами рвение!

Паства, в основном забитые темные мужчины разных национальностей и рас, поспешно крестятся и выходят наружу, где их уже ждут автобусы.

На переднем сиденье одного из автобусов с черной повязкой на рукаве сидит Мохаммед Али Юсуф. Он сверяется со списком, взглядывая то на него, то на лица входящих рабочих. Когда последний рабочий заходит в автобус, Мохаммед удовлетворенно кивает и хлопает водителя по плечу:

— Можем ехать.

— Аминь, — отвечает водитель и двигает рычагом, закрывающим двери.

* * *

Иран. Деревушка на севере страны. Подросток роет яму посреди площади. Смахивает пот. Продолжает рыть.

Постепенно собираются люди. Старики, женщины, несколько мужчин в военной форме с винтовками М16.

Двое крестьян выводят девочку в белых одеждах. Они почти волокут ее по земле, идти сама она не может, ноги подгибаются.

Пожилой крестьянин отворачивается.

Девочка видит его и кричит:

— Ибрам, любимый! Прости меня! Прости!

Он рыдает, но не поворачивается к ней.

Ее бросают в яму. Яма неглубокая, по пояс девочке. Она смотрит на подростка с лопатой в руке и закусывает губу:

— Замир!..

— Грязная шлюха, — сплевывает он.

— Ты мой брат!

— У меня больше нет сестры.

Он швыряет в нее землей с лопаты.

Люди начинают обступать яму и подбирать с земли камни.

В первых рядах толпы стоят аль Сафер и Лейла. На нем темно-голубой камис и белые брюки, на ней строгая черная абайя с принтом от Dolce&Gabbana. На голове темный платок.

— Бедная девочка, — говорит Лейла, — разве обязательно ее убивать?

— Это закон, — отвечает он. — Четыре свидетеля подтвердили ее прелюбодеяние.

— А выдать ее замуж за старика это тоже закон?

Он сердито жует губами:

— Старики не имеют права на любовь? На верность любимой жены?

Девочка кричит.

Муж кидает первый камень. Камень не долетает до нее, взбивает пыль в трех метрах от ямы. Аль Сафер подходит к нему, вкладывает в руку другой камень, обнимает.

Муж кидает снова.