Черная металлургия - [17]

- Очень поджало, - признался Гриша с некоторым смущением.

В самом деле его заработок как секретаря цеховой комсомольской организации оказался значительно ниже заработка первого подручного.

В группе мужчин, окруживших Вассу и Соню, шли доменный мастер Крутилин, внешностью своей опровергавший привычное представление о доменщиках, такой он был сухой и маленький, и недавно приехавший из Запорожья старший вальцовщик тонколистового стана горячей прокатки Синицын, длинный, худой, прямой, с выгнутой шеей, в светлом модном пиджаке с неестественно широкими плечами.

Они обсуждали политические новости дня, злобой которого было созванное в Париже для подготовки встречи министров иностранных дел четырех держав совещание заместителей министров. Совещание находилось как раз на том этапе, когда заместители министров трех держав отказывались включить в предполагаемую повестку дня вопросы об Атлантическом пакте и об американских военных базах, внесенные Громыко. Крутилину очень хотелось, чтобы заместители министров трех держав все-таки как-нибудь уступили и чтобы все было хорошо.

- Сорвут?.. - спрашивал он, с надеждой глядя на Синицына.

Синицын, узкая голова которого была как бы продолжением его выгнутой шеи, делал неопределенный жест костлявой кистью руки и отвечал жестоко:

- Сорвут!

- А что значит - "они заседают в розовом дворце", почему он розовый? - спросил очень молодой, но известный уже и за пределами Большегорска каменщик Кораблев. - Нет, ведь может быть изнутри отделка розовая, так в этом хитрости нет, а если снаружи, так это вряд ли штукатурка, наверно, мрамор особый?

- Нет, пусть лучше товарищ Синицын скажет, почему наш новый листопрокатный так долго листа не дает? - с улыбкой сказал Гамалей.

Синицын, техник по образованию, вдруг ужасно обиделся на вопрос Гамалея.

- Спрашивайте не у меня, а у строителей-монтажников! - вскричал он. - Из-за них мы все еще решаем ребусы и загадки, а стан настроить не можем. Посмотрели бы вы, как работает он у нас, на "Запорожстали"! Там труд вальцовщика давно уже стал интеллектуальным трудом. И роль операторов выше, чем у вас, - сказал Синицын, покосившись на Соню.

Мужчины, в обществе которых шли Соня и Васса, шутливо нападали на них, будто они потому до сих пор не замужем, что ведут себя как разборчивые невесты. В самом деле, женщины красивые, известные, портреты их постоянно висят на Доске почета у главных ворот, - не может быть, чтобы никто к ним не сватался. Видно, отшивают женихов!

- Вы, молодые бабы, - привереды! - вмешался в этот разговор мастер Крутилин. - Как это так, замуж не выскочить у нас в Большегорске! Вы больше на доменщиков, на сталеплавильщиков поглядывайте, - там одни мужики!..

- Нужны они нам, чумазые! - сказала Васса.

- Ишь аристократия какая!

- А она права, Алексей Петрович: она не против доменщиков или сталеплавильщиков, а она - девушка, перед ней все пути открыты, - сказала Соня, женским чутьем понимая, как больно бьет по самолюбию Вассы то, что ее могут считать уже засидевшейся и ищущей жениха. - Это у нас, вдов, положение безвыходное.

- Почему безвыходное? - наивно спросил Синицын, которому Соня очень нравилась.

- Потому, что… мир уже поделен! - сказала Соня с необъяснимой своей улыбкой. - Хотите, чтобы мы его переделили? Тогда берегитесь, если вы человек семейный! - сказала она под общий хохот мужчин.

Они уже были вовлечены в пестрый поток людей, все более сгущавшийся по мере приближения к залитой солнцем площади, через которую один за другим проносились битком набитые, с висящими на подножках людьми трамвайные вагоны.

Маленькая немолодая женщина, с лицом в сети преждевременных морщинок, но с необыкновенно жизнелюбивым выражением, которое придавали ее лицу острые, подвижные глаза и вздернутый носик, - как говорят, "с лукавинкой", - одетая в такое поношенное платье и повязанная таким старым платком, как будто она специально выбрала все самое негодное, вывернулась из толпы и, лихо продев тонкую руку под руку Соне, зашагала рядом с ней.

- Здравствуй, Прасковьюшка, здравствуй, милая! - ласково сказала Соня, прижимая руку женщины к груди своей.

Это была работавшая в одном цехе с Соней увязчица бунтов проволоки-катанки, одна из последних представительниц тяжелого ручного труда, сохранившегося даже на таком совершенном стане, как проволочный.

Бунты поступают с моталок, когда проволока еще раскалена, и двое рабочих или работниц в специальной одежде и рукавицах, обдуваемые холодным воздухом, перевязывают бунты с двух сторон обрезками холодной проволоки, чтобы бунты не рассыпались перед тем, как их подцепит медленно движущийся крюковой транспортер охлаждения.

Прасковья Пронина, женщина малограмотная и многодетная, потерявшая в войне мужа, вот уже восемь лет стояла на этом горячем посту. Всего ребят у нее было шестеро. Два старших сына уже работали, но матери не помогали: они были известны на Заречной стороне как неисправимые хулиганы, уже не раз имевшие дело с милицией.

Несмотря на тяжелый труд свой, жизнь без мужа и неудачу со старшими сыновьями, Пронина отличалась редкой жизнестойкостью и тем особенным юмором, в котором есть и что-то детское и какая-то неуловимая "подковырка". За это ее свойство, а возможно, и потому, что она была такая маленькая, ее никто не называл по фамилии или по имени и отчеству, а все звали ее Прасковьюшкой.